Юлий Китаевич

О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи

О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления

Юлий Китаевич

Из книги "Почти жизнь"1)

Наша семья покинула СССР в 1974, через полгода после отъезда семьи Якобсонов в Израиль. А за пару лет до этого мы с женой сумели поменять наши «жилплощади» на двухкомнатную квартиру. Большим удобством её была маленькая кухонная кладовка с окном во двор. Зимой в кладовке было так холодно, что там мы хранили съедобные припасы. Холодильник у нас был, но туда мало что влезало. В этой квартире мы с Галей начали собирать картины художников - наших друзей и родных, даривших нам свои работы.
При входе в квартиру в коридоре стоял неимоверного размера шкаф. Он достался нам от Толи Якобсона перед его отъездом в Израиль. Когда перед нашим отъездом никто из друзей не захотел забрать у нас этот шкаф, я вынул из шкафа две маленькие дверцы цветного стекла. В Америке под эти дверцы я смастерил маленький шкафчик. Теперь он в моём доме напоминает мне о моём друге.

Толя Якобсон учился вместе с моей женой Галей в Педагогическом институте. Он был близким ее другом и вскоре стал и моим. Особенно часто мы виделись в последний год перед его отъездом в Израиль, куда он уехал чтобы избежать ареста и не расстаться с обожаемым им сыном, который не хотел жить в СССР. Толя был сотрудником самиздатского периодического издания "Хроника текущих событий". Его книга о Блоке "Конец трагедии" была издана в США. Тучи над его головой сгущались, и кагебешники следовали за ним по пятам. Его отъезду предшествовали многочисленные проводы - каждый раз в другом доме. Приглашая на очередные проводы, Толя приговаривал, что допуск к телу продолжается. Многие из его друзей следовали за ним из дома в дом.

Однажды он повел нас на очередное прощанье к Люде Алексеевой и Коле Вильямсу. Коля, отбывая срок в лагере, изучил хиромантию. Он предложил нам с Галей узнать, что нас ждет в будущем. Он не знал, что мы подали документы на выезд, но его первое предсказание было о том, что нас очень скоро ждет важное событие, которое полностью переменит нашу жизнь. Гале он сказал, что у нас будет трое детей. Мы к этому отнеслись скептически; год назад родилась Аня, и мы не намерены были иметь еще детей. Через год по приезде в Америку у нас рождается сын Иосиф. А еще он сказал Гале, что жить она будет до 62 лет. Нам тогда было по 37, и так далеко заглядывать не хотелось. Седьмого февраля 1995 года Гали не стало. Она чуть чуть не дотянула до шестидесяти. Мне же Коля предсказал, что доживу до 85. Пока он не ошибся. Незнаю, что было предсказано Толе, но жить ему довелось всего лишь 43 года.

Все друзья Толи соглашались, что к смерти его привела болезнь. В разговорах вспоминались симптомы, назывались диагнозы. Я всегда относился с сомнением к этим разговорам, хотя и допускал их частичную правоту. Мне всегда казалось, что он лучше врачей знает, что с ним происходит. С его слов я хорошо понимал его состояние, которое я назвал бы изнеможением души. Недавно попавшее ко мне его письмо из Израиля, которое Толя адресовал группе друзей в Москве, подтверждает эту мысль. Вот, часть этого письма:

«...Настроение мое неизменно. Всякую боль можно терпеть. Но тут два условия. Первое и важнейшее: нужны передышки. Роздых. Этого у меня нет. Второе - силы. Нервные, физиологические. Месяцами не поднимался. Не мог. Движения были, как у паралитика. Встал (в мае). Пошел грузчиком. Вернул себе физический (только физический) человеческий облик. Так сопротивляюсь непрерывной, лютой жажде подохнуть. Но ослабнет ли сама жажда… Без первого-то условия всё-таки нельзя. Поверь мне: это не болезнь, подвластная психиатрии и вообще медицине. Больница, врачи, таблетки нисколько не помогли и не помогают мне, хотя я покорно «лечусь» (теперь амбулаторно). Ведь умирали же люди от горя. И от любви когда-то умирали. И не спасли бы их никакие эскулапы. Не всякая болезнь души - «душевное заболевание». Нет, не теперь я безумен. А безумен был тогда, когда впервые прокралась окаянная мысль, что я могу при каких угодно обстоятельствах, в виду чего бы то ни было, ради кого бы то ни было - уехать из России. Это проклятие поразило меня. И не могло не поразить. Заслуженная кара. Существую тем, что вспоминаю свою дозагробную жизнь, столько лет немыслимого, сверхъестественного счастья, которого не ценил, как не ценят воздух, пока не приключилась астма или энфизема легких. Вспоминаю всё и всех.»2)

Приехав в Израиль, семья Якобсонов поселилась в Неве-Якове. Несколько писем от Толи я успел получить до нашего отъезда из России. По его просьбе я зашел навестить его старшего друга и учителя Юлика Даниеля.

А Толика я видел в Израиле во время двух моих приездов из Америки в 76-ом и 77-ом. Его тоску по оставшимся в России друзьям не могли заглушить ни многочиленные выпивки, ни новые знакомые, ни возможнось свободно писать. Я ездил с ним и его новыми друзьями по местам, знакомым мне только своими библейскими названиями. Однажды Толя настоял на поездке в какой-то магазин, где эмигрант из Югославии торговал свиными сосисками. По дороге были куплены хлеб, арабская водка с анисом «арак» и пиво "Маккаби", которое Толе напоминало любимое им "Жигулевское". Мы доехали до арабского города, окруженного каменной стеной, за которой ничего не было видно, кроме цветущих кустов и деревьев. Но запах был неслыханный, смесь цветущих апельсинов и роз. Мне сказали, что за стеной находится библейский Иерихон. Под этой стеной мы присели на травку. Был разведен костер, и на нем жарили сосиски. В еде я ограничился хлебом, а пил больше пиво, но не потому, что оно напоминало жигулевское, а потому, что вкус анисовой водки был мало приятен. Толя подарил мне и надписал свою книгу "Конец трагедии", я ее бережно храню и время от времени к ней возвращаюсь.

В 1993 году мы с Галей в очередной раз приехали в Израиль. В Иерусалиме, недалеко от нас на автобусной остановке стоял солдат, привлекший мое внимание. Он был очень похож на Толю. Я знал Толину жену Майю, но никогда не видел их сына Саньку.
- Галя! - вскрикнул я, - посмотри! Кто это?

Мы подошли к солдату и спросили его, говорит ли он по-русски. Солдат ответил, что говорит. Тогда я спросил, не сын ли он Толи Якобсона, и он подтвердил догадку. Вечером того же дня мы встретились с ним и Майей на кладбище на Масличной горе. Сторож-араб отпер ворота, и мы пошли по кладбищу к могиле Толи, где перед уходом положили на плиту по камешку, как того требует древняя традиция.

Память не удержала подробностей и деталей многих наших встреч. Но осталось навсегда ощущение, что моя жизнь стала другой благодаря встрече с Толей.

1) Юлий Китаевич. "Почти жизнь". New York, Long Island Press. 2003
2) Cм. Письмо Галине Трухачевой.