О Якобсоне. Е.Боннэр

О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи

О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления

Елена Боннэр

Интервью Мемориальной Странице1)

Расскажи, когда ты познакомилась с Якобсоном или узнала о нём?

Узнала не помню когда, а в дом его к нам привела Лидия Корнеевна Чуковская.

Когда это было?

Году в семьдесят втором, наверное.

А до этого ты о нём знала?

Я думаю, что да.

Ты же вроде бы была знакома со всеми другими членами "Хроники текущих событий"?

Нет, абсолютно нет. Я знала Володю Тельникова, Володю Буковского, но Буковский вроде к "Хронике" отношения не имел. Ну, знала Кузнецова, который тоже к этому отношения не имел. Толю Якобсона, может быть, я и видела как-то... Я помню хорошо очень вечер, когда Толю привела Лидия Корнеевна.

А что это было?

Ничего, просто... Ну, это был первый год, когда Андрюша жил у нас в доме. Где-то вскоре после нашего бракосочетания и после московских обысков, которые были в конце первой половины января в Москве. Много обысков было. Деталей разговоров или ещё чего-нибудь я не помню, но в основном вокруг этого первый разговор вертелся.

А ты знала, что он имеет отношение к "Хронике текущих событий", когда его Лидия Корнеевна привела?

Нет, наоборот, Лидия Корнеевна как бы представляла его, как автора книги о Блоке. Я всё время думаю, когда Лидия Корнеевна привела Толю, он уже в вашей школе не работал? Ты когда поступил в эту школу?

В семидесятом году.

До того как Андрюша пришёл к нам в дом?

Да.

Толи уже не было, у Вас была Ошанина Таня.

Несколько вопросов от Александра Зарецкого, члена группы создателей Мемориальной страницы Aнатолия Якобсона: «Известно, что Андрей Дмитриевич был среди первых читателей монографии Якобсона об Александре Блоке "Конец Трагедии". Как рукопись попала к Андрею Дмитриевичу и как он её оценил?»

Ты сам принёс рукопись к Андрею Дмитриевичу! Толя тебе дал, даже надпись, по-моему, на ней дарственная есть.

Да, действительно, так и было. И как он её оценил?

Мне трудно говорить, как Андрей Дмитриевич её оценил. Хорошо оценил, интересно.

«Встречались ли Андрей Дмитриевич и Анатолий Якобсон лично? Если да, - то что было причиной встречи, о чём они говорили, что обсуждали?». Частично ты уже про это сама сказала, что Лидия Корнеевна привела.

После того, как привела Лидия Корнеевна. Она очень любила Толю Якобсона, и часто с ним приезжала. Ещё когда Юра Тувин не был у неё в шофёрах, она с Толей приезжала на такси, потому что одна она не ездила обычно. О чём говорили? Обо всём на свете, не могли всё говорить о великом. Говорили об обычном, как все люди. Я помню какие-то вечера на даче, на веранде, когда варить варенье из вишни собирались. Все кто сидели за столом, в том числе Толя Якобсон, - выковыривали косточки из ягод.

«9 февраля 1978 года Андрей Дмитриевич передал в Норвежское посольство для Нобелевского комитета письмо о выдвижении Хельсинкской Группы на Нобелевскую Премию Мира. Согласно дневниковой записи, к этому письму существовало дополнение, содержавшее поддержку выдвижения редакторов "Хроники текущих событий" («6 человек: Ковалёв, Великанова, Горбаневская, Лавут, Ходорович, Якобсон»). Была ли ХТС выдвинута Андреем Дмитриевичем? Прокомментируйте, пожалуйста, эту дневниковую запись Андрея Дмитриевича. Каковы были реакция и решение Нобелевского комитета? Где может находиться копия указанного письма? В Москве или в Гарварде?»

Не копия, а подлинник. Не знаю где, надо посмотреть по документам, так - не помню. А реакции Нобелевского комитета никогда не были известными. Андрюшино письмо я перепечатывала десяток раз, доводила до, так сказать, «чистого» состояния. Он действительно считал, что "Хроника" имела большое значение в формировании правозащитного движения, может быть, самое большое из всех явлений, которые были. И действительно выдвигал её на Нобелевскую премию. Но то, что я не знаю реакции Нобелевского комитета – это вовсе не есть исключительно моя неосведомлённость. Нобелевский комитет никогда не говорит о своих реакциях.

Это даже я помню, как писалось это письмо, и как Андрей Дмитриевич говорил о том, что Хельсинкская Группа ещё ничего не успела сделать, а только имя взяла, а "Хроника" действительно является определяющим явлением.

Нет, Хельсинская группа потом делала, в общем, много.

Потом - да, но к 9 февраля 1978 года Хельсинкская Группа ещё мало чего успела.

Да.

Ещё вопрос: «Оценка Андреем Дмитриевичем Анатолия Якобсона как человека, правозащитника и литератора? Что Андрей Дмитриевич говорил по поводу преждевременной смерти Якобсона 28 сентября 1978 г.?»

Якобы цитировать, придумывая за Андрея, я не могу. Я не помню... Мы были ошарашены Толиной смертью, но с другой стороны весь отъезд Толи был, ощущался нами, всеми друзьями, как шаг трагический. Особенно я помню реакцию Серёжи Ковалёва. Ну, вот чувствовали мы, что ему там будет худо. И особенно это я почувствовала, как ему плохо, - а до этого я никогда не воспринимала Толю, как, ну, если не больного, то неустойчивого человека, - в Париже, когда он меня провожал. И я это написала. Ужасное впечатление было - потерянного человека, потерянной личности. Это был 75 год. Я ехала через Париж в 75 году.2)

После Нобелевской премии?

До Нобелевской премии. Потом Толя не то, чтобы переписывался с нами. Наверное, несколько раз мы получали от него: один раз письмо, более или менее серьёзное какое-то; потом какие-то открытки, фотографию Толи с собакой. И в открытках какие-то полушуточные слова. По-моему, пара открыток у меня сохранились.

Они в архиве?

Я не уверена, может быть, у меня.

Вопрос: «Елена Георгиевна, в "Дневниках" Вы упоминаете, что Якобсон обучил Алексея Семёнова – ученика Второй школы, - русской грамоте. Ваша оценка Якобсона как учителя?»

Очень высокая!

Ну, да – я получил «пятёрку», что было чудом.3)

У меня было в отношение детей два опасения, что Алексей не кончит школу из-за русского языка, и что Татьяна не кончит школу из-за математики.

«Можете ли Вы сказать что-нибудь о взаимоотношениях Якобсона с другими правозащитниками? С Лидией Корнеевной Чуковской?»

О Лидии Корнеевне Чуковской я уже сказала. Она очень любила Толю и считала его очень талантливым, и одновременно это был период, когда Лидия Корнеевна резко не одобряла отъезды. А Толя мотивировал свой отъезд болезнью сына и возможностью его лечения в Израиле, но это ощущалось, как вторичное. И, в общем, Лидия Корнеевна, как во всех случаях, а здесь был случай с близким ей человеком, была против отъезда. Мне трудно говорить о взаимоотношениях Толи со многими диссидентами. Я знаю, что он очень близок был с Серёжей Ковалёвым.

А на проводах Якобсона Вы были?

Не помню. Проводов было много. Очень часто я не ходила. Ходили Таня и Ефрем, а мы с Андреем не ходили на проводы. Я в отличие от того, что сказал про меня Солженицын, будто я чего-то там переношу-разношу по диссидентским салонам, даже на дни рождения друзей почти никогда не ходила. Я как раз это не люблю: я не пьющая, особо не ем много, и мне вроде делать нечего.

А заграницей ты с Якобсоном виделась только один раз в Париже?

Да.

А как это было? Ты приехала в Париж и что? Как ты с ним связалась?

По-моему, он был у Володи Максимова. Когда я приехала в 75-том году, в Париже на вокзале меня встречал Саша Галич.4) Один. Почему-то они решили, что если кто-нибудь ещё пойдёт встречать, или, что если за мной следят, и [будет] диссидентская демонстрация, не надо устраивать её. Но вот Галича я увидела ещё из окна вагона с красными розами. Поезд подходил к перрону, и Галич идёт - такой вальяжный, красивый. А уезжала я из Парижа – провожал меня один Толя. Почему он оказался в это время в Париже, а не в Израиле, я не знаю.5) Или забыла. Наверное, знала. Сочинять причин не хочу. Несмотря на то, что в Париже был Максимов и другие – состояние и вид у Толи был ужасно заброшенный. Одинокий. В общем, больной. Ехала я на поезде, а не летела в Италию, потому что у меня было очень высокое глазное давление, и врач не разрешил лететь. Я купила билет во Флоренцию через Париж просто, чтобы увидеть друзей. В Париже я была на пути туда, во Флоренцию, два дня всего. И потом это было такое, довольно напряжённое время для нас. Ты, наверное, помнишь – когда я должна была уезжать, заболел Мотя - так страшно. Мы продали, сдали тот билет. Валя Турчин сдавал билет. А потом я уезжала через две недели. Должна была уезжать 6 августа, а уехала, кажется, 16.

В заключение, что-нибудь ещё можешь сказать про Якобсона?

А что сказать...

«Уходят, уходят, уходят друзья,
Одни - в никуда, а другие - в князья...»

Толя - очень рано ушёл. Я не знаю, мне трудно оценить, как могла бы сложиться Толина жизнь дальше, если бы не случилось этой трагедии, но внутреннее ощущение у меня такое, что трагедия произошла раньше. Что для него - отъезд был толчком к трагедии.

Бруклайн, Массачусеттс, США
5 августа 2007

1) Интервью проведено Алексеем Семеновым, сыном Елены Георгиевны, по просьбе Мемориальной сетевой страницы Анатолия Якобсона. Записано в доме д-р Боннэр, Бруклайн, Массачусеттс, 5 августа 2007 г. (Полная фонограмма интервью "Conversation with E.G.Bonner about A.A.Jakobson" выложена на сайте The Andrei Sakharov Foundation.) Выражаем нашу искреннюю признательность Татьяне Янкелевич (Director Sakharov Program on Human Rights Davis Center for Russian and Eurasian Studies of Harvard University. Cambridge, USA) за предоставленные фотоматериалы, а также, - за конструктивную помощь в подготовке Интервью Елены Боннэр к публикации.
2) «...А провожал меня из Парижа во Флоренцию Тоша Якобсон. Это была моя последняя встреча с ним. Был он в очень плохой форме. Неухоженный. Даже неопрятный. В каких-то шлёпанцах на босу ногу. Весь какой-то дёргающийся. Со сбивчивой, торопливой речью. До этой встречи я никогда не думала, что он болен, а тут это выплыло с неопровержимой определённостью и сразу пришедшим страхом за него. Потом мы ещё получали какие-то открытки от него из Израиля. Но мне кажется, что я уже тогда на парижском вокзале почувствовала, предчувствовала его трагический конец. Может, надо было сказать об этом кому-то из друзей. Но кому? И что это могло изменить?» См. Андрей Сахаров, Елена Боннэр. Дневники. Роман-Документ. Том 1. Москва. Время. 2006, с.262-263
3) См. заметку А.Семенова С большой буквы... в разделе ВТОРАЯ ШКОЛА.
4) «Мотя был ещё в больнице, когда я (кажется, 16 августа) уехала из Москвы. В Париже на перроне Лионского вокзала меня с букетом коралловых роз встретил Саша Галич, и я рассказала ему историю о том, как мои соседки по палате в глазной больнице упрекали меня в грешной связи с ним и спорили, кто «интересней» - усатый или длинный. И ещё в Париже у Тани Матон ждала меня книжная бандероль от Валерия Чалидзе – сигнальные экземпляры книги "О стране и мире".» См. Андрей Сахаров, Елена Боннэр. Дневники. Роман-Документ. Том 1. Москва. Время. 2006, с.262-263
5) А.Якобсон, пребывая в остро болезненном состоянии, - гостил в доме Синявских по их приглашению. (Прим. В.Емельянова)