Пару месяцев назад я посмотрела фильм Сергея Линкова о поэте, переводчике, преподавателе Второй московской математической школы, диссиденте Анатолии Якобсоне. Фильм удивительный. Постараюсь объяснить.

Уехала я из СССР очень давно в 1973 году, в активных диссидентах не значилась, но из школы, где преподавала русскую литературу, выгнали за "слишком интимный тон", по мнению начальства не прославляющий советские достижения и советских героев. К тому же водила старшеклассников в музеи, показывала им импрессионистов, на факультативе даже Библию читала. В общем - не то.

Среди наших друзей были активные диссиденты, которые время от времени просили что-то подписать, давали читать самиздат и "Хронику текущих событий" и, конечно, рассказывали, что происходит вокруг, кого посадили, кого вызывали в КГБ.

Среди разных имен, конечно, мелькало имя Толи Якобсона. Я читала его стихи, литературные статьи, восхищалась ими, но и по-хорошему завидовала Толе, потому что слышала о его легендарных уроках. Понимала, что до его уровня не дотянуться, но на своем старалась. Попасть на его уроки и лекции не получалось (работала и в дневной, и в вечерней школах).

Я так подробно рассказываю об этом потому, что атмосферу шестидесятых и начала семидесятых знала хорошо и на фильм идти побаивалась. Что теперь можно сказать, ведь "иных уж нет, а те далече." Сергей Линков сказал и сказал много, за что ему низкий поклон от уходящего поколения и, беру смелость сказать, от лица молодых в надежде, что они захотят узнать о нас, и, конечно, для госпожи Истории, потому что уже сегодня на шестидесятников смотрят по-разному и оценивают по-разному.

После фильма я разговаривала с двумя молодыми девушками, которые ничего не знали ни о шестидесятниках, ни о Толе Якобсоне. В Америку они приехали маленькими, родители им о таком прошлом ничего не говорили.

Девушки сказали удивленно: "Как интересно вы жили и какими свободными были в несвободной стране". Реакция замечательная. То, что хотел режиссер, получилось.

Была и другая реакция. В мае 2014 я в Москве в театре на Таганке видела спектакль "1968. Новый мир". Прошлый год был юбилейным для Таганки - 50 лет существования. Давно уже нет той Таганки, давно она разделена на два театра, ушли из жизни её знаменитые актеры, а в прошлом сезоне труппа умудрилась изгнать из театра её основателя, и всё-таки, всё-таки - большой юбилей. Нескольким молодым режиссерам предложили поставить небольшие спектакли в честь театра.

На одном из них, поставленном молодым и модным режиссером Д. Волкостреловым, я была. Спектакль тоже о шестидесятниках и там даже рассказывалось о демонстрации семи человек на Красной площади против вторжения советских танков в Прагу.

Спектакль у меня вызвал невероятную боль и обиду. По идее режиссера получалось, что ничего шестидесятники не сделали, ничего не добились, все ушло в слова, и оттепель - это просто миф, распространяемый ими самими.

После спектакля было обсуждение, во время которого выяснилось, что ни с кем из шестидесятников режиссер не разговаривал: "Они или очень старые, или уже умерли". Д. Волкострелов посмотрел подшивку "Нового Мира" за 1968 год и счёл это достаточным. Ну а Сергей Линков работал совсем по-другому.

Не будучи знакомым лично с Анатолием Якобсоном, режиссер сделал все возможное, чтобы найти его родственников, друзей, единомышленников, учеников знаменитой Второй школы и снимал, снимал всё и всех. Снимал в Израиле, в Америке, в Москве - и получился Фильм, который передал атмосферу и дух того времени.

Конечно, не все отснятое вошло в фильм. Фильм идет 1 час 40 минут, у режиссера осталось отснятого метража ещё на 60 часов. Но даже то, что вошло в фильм, убеждает - сколько замечательных людей жило в то время, как достойно они жили, как не изменяли своим принципам и какую человеческую атмосферу создавали вокруг себя.

Чутьё Сергея Линкова сделало фильм живым, насыщенным. Ну скажите, как делать фильм о человеке, которого уже нет и которого ты не знал? Только через время, в которое он жил, и через друзей, которые его помнят. Иначе, как часто бывает: набор фотографий и режиссерские сентенции. В этом фильме говорят друзья-одноклассники, ученики, подруги, соратники. Это не биография А. Якобсона - это портрет поколения на фоне эпохи, в которой есть и официальная хроника, и воспоминания, и фотографии, и интервью, и урок во Второй школе, где на фонограмме звучит голос Якобсона, рассказывающего ученикам о поэзии Пастернака, читащего его стихи, а за партами сидят сегодняшние второшкольники и те - якобсоновские.

Они обмениваются впечатлениями о стихах Пастернака, о творчестве в математической школе и "старики" рассказывают молодым об их учителе. Дивные сцены, разговор на равных, у "стариков" нет и намека на нравоучительство, у молодых и тени подобострастия - вот уж поистине связь времен. Я радовалась и за тех, и за других, и за себя. Нет, не выдумали мы то время, а в сегодняшнем не все с презрением относятся к шестидесятникам - эти школьники точно нет.

Конечно, не все участники фильма запоминаются в равной степени. Иногда огорчаешься, почему разговор оборвался так быстро, иногда кажется, что этот человек говорил слишком долго. В начале фильма мне показалось, что школьный приятель Якобсона занимает слишком много места, вспоминает стихи их молодости, а потом становится ясно, что это не была игра, что это и была самая настоящая жизнь, что без увлечения поэзией с ранней юности не было бы Якобсона. Потом у меня также получилось с рассказом Владимира Мельникова об аресте группы друзей4, которые только кончили школы и поступали в университеты. Ребята-евреи создали антисталинскую организацию потому, что в них зрел социальный протест и потому что их национальная гордость была задета. Родители у многих из них погибли на фронте, а их обвиняли в том, что они отсиживались в тылу и спекулировали. "Толи же среди них не было, зачем же здесь этот рассказ?"- подумала я. После второго просмотра все встало на свои места. Без этих "сидельцев" тоже не было бы такого Якобсона, каким его знали все. Тот самый старый приятель - любитель поэзии, познакомил его с ребятами, которые вернулись из лагерей после смерти Сталина. Среди них была его будущая жена Майя Улановская, легендарная отважная Сусанна Печуро, в которую было влюблено все мужское население их компании, и много других светлых личностей.

Толя взахлеб слушал их рассказы, требовал деталей, и лагерная тема так же, как и литература, вошла в его кровь и плоть. После таких историй не удивляешься, что Толя стал после ареста Наталии Горбаневской редактором самиздатовской "Хроники текущих событий".

Постепенно, через все эти многочисленные рассказы очень разных людей мы, зрители, узнаем нашего героя и понимаем, что это была удивительная и обаятельная личность, которую потеряли не только друзья, потеряли мы все. Насколько лучше с ним был мир, чем без него.

Режиссер ничего не скрывает, ничего не затушевывает. Как деликатно показана сцена похорон - нет речей, даже нет музыки. Тишина и жуткое ощущение потери.

Но Анатолий Якобсон, несмотря на трагическую смерть, не был трагической фигурой. Друзья вспоминают о нем как о человеке легком, веселом, спортивном, красивом. Поэтому последняя сцена фильма - апрель 2013 года, когда бывшие ученики Толи собираются на свою ежегодную встречу. Они вспоминают учителя, пьют за него, рассказывают смешные истории. Все становится на свои места. "Никто не забыт, ничто не забыто".

Интересных интервью в фильме было много. Запомнились и подтолкнули к размышлению особенно два. Когда знаменитого правозащитника Сергея Ковалева спросили, почему все годы, даже после лагеря, он занимается этой деятельностью, он совершенно четко заявил: "Я хотел бы иметь право на самоуважение" и тут же добавил, что уверен, что точно также чувствовал и Тошка (Анатолий Якобсон). Это высказывание дорогого стоит. Что греха таить - среди диссидентов были и люди, занимающиеся саморекламой и произносящие высокие слова. Таких я не увидела в фильме. Все они избегали патетики и громких слов, поэтому им сразу хотелось верить.

И еще один эпизод. Говорит жена погибшего диссидента Ильи Габая - Галя Габай о чувстве страха. Она вспоминает речь А. Якобсона на похоронах борца за права крымских татар Алексея Костерина. Толя говорил о том, что если ты чувствуешь страх, в этом нет ничего предосудительного. Вопрос в том, можешь ли ты этот страх преодолеть. Сам Якобсон держался так, что Галя боялась, что его немедленно арестуют. Перед людьми стоял свободный человек, который не знает, что такое страх.

Эта тема мне близка. Помню свои споры с учениками, которые говорили, что бояться стыдно, а я пыталась их убедить, что стыдно только, если ты не можешь справиться с этим чувством.

И последнее. Как много героев фильма сказали, что это были лучшие годы их жизни. Понимаю их абсолютно. Вполне отвечает формуле Людмилы Алексеевой - самой известной на сегодня правозащитнице: "Плохая страна, в которой живет много хороших людей". Именно это имеют ввиду те, кто говорит о лучших годах в жизни. Они любили друг друга, они помогали друг другу - это было ни с чем не сравнимое чувство братства, заменить которое на новом месте не получается.

В разговоре с математиком Израилем Гельфандом Сергей Ковалев заметил, что без своей правозащитной деятельности Якобсон жить не мог. Гельфанд считал по-другому: "Толя-замечательный поэт, исследователь. Вот, чем он должен был заниматься".

Ответ Ковалева предельно точен: "Без этой деятельности не было бы таких стихов и таких статей". Спор очень важен и ответ на него не однозначен.

17 февраля 2015 г.
Бостон

---

1) Марина Борисовна Медведева-Хазанова, писатель, культуролог, бывшая москвичка, с 1974 года преподаёт в Бостонском университете, ведёт курсы по современной русской культуре, прессе, кино и русскому языку.

2) Опубликовано в еженедельной интернет-газете "Мы здесь" #491, 30.04-6.05, 2015 г., Нью-Йорк - Иерусалим

3) Копия письма-листовки Якобсона о демонстрации против оккупации Чехословакии любезно предоставлена Архивом Самиздата Исследовательского центра Восточной Европы Бременского университета

4) Дело антисталинского "Союза Борьбы за Дело Революции", 16 участников которого, включая Сусанну Печуро, Владимира Мельникова и Майю Улановскую, были репрессированы в 1951 г., см. http://alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/69223