Василий Евгеньевич Емельянов

זצ״ל

Vasily

5 марта 2008 г., после тяжелой и затяжной болезни, в иерусалимской больнице «Хадасса, Эйн-Карем» ушел из жизни удивительный и прекрасный человек – Василий Евгеньевич Емельянов. Его любили и в Израиле, и в России, и для многих людей в обеих странах его уход стал тяжелой личной потерей.

Несколько слов о жизненных вехах этого человека. Он родился в 1945 г. в Свердловские (прежний и нынешний Екатеринбург). Закончил Математико-механический факультет Свердловского государственного университета. На переломе 60-х-70-х гг. обосновался в Москве. В профессиональных кругах он хорошо известен как талантливый программист и инженер-компьютерщик.

Еще в годы советской власти он был среди тех, кто, работая в команде московского института «Информэлектро», многое сделал для будущей компьютеризации пост-советской России. Но еще в советские годы обращала на себя внимание одна удивительная черта его профессионального мiровоззрения: компьютерное дело было для него не просто совокупностью конкретных познаний, методов и приемов, но прежде всего – особой и непреложной формой современного бытования и развития культуры.

Однако Василия знали и любили далеко за пределами компьютерного экспертного сообщества. Широко образованный человек и верующий христианин, – человек, на редкость отзывчивый к общественной проблематике и к личным болям и трудностям своих ближних, – он был известен и любим в кругах российской интеллигенции. Он и его жена – талантливый театральный режиссер Юна Давыдовна Вертман (1931-1983)1) – были центром притяжения для множества людей различных общественных убеждений, верований и художественных пристрастий. Крохотная квартирка на северо-востоке Москвы, где жили Василий и Юна вместе с дочкой Женей, была на протяжении «застойных» 70-х – начала 80-х годов, одним из самых живых и теплых негласных культурных центров Москвы. Художники, ученые, священники, музыканты, актеры, поэты, диссиденты и еврейские «отказники», даже никому не ведомые подростки, искавшие свои жизненные пути, – для всех для них находились в доме Юны и Василия доброе слово, традиционно-московская чашка чаю или рюмка вина, мудрый житейский совет, а подчас – при всей «ресурсной» скудости семейства «Емельвертманов» – и некоторая материальная поддержка. То был воистину московский интеллигентный дом, каковых ныне и в России, и в Израиле осталось мало.

Страшным ударом для Василия оказалась длительная болезнь и кончина Юны Давыдовны. Василий, окружавший умирающую супругу любовью и какой-то особенно нежной заботой, казалось бы, не сможет оправиться от этого удара. Человек тонкий и ранимый, он, собственно, и не оправился до конца своих дней. Но – выстоял.

Vasily

Любовь к дочери, любовь к людям, любовь к своей профессии и глубокая вера во Всевышнего, да будет Имя Его благословенно, помогли выстоять.

В 1992 г. Василий, вместе с дочерью Евгенией, совершил алию и принял гражданство Израиля. И в Иерусалиме, городе его веры и любви, он связал свою судьбу с другой замечательной женщиной – музыкантом, певицей, историком еврейской музыки Светланой Айнбиндер.

И здесь, в Эрец Исраэль, квартира «Емельбиндеров» вновь стала центром культуры и человеческого общения, центром притяжения многих десятков представителей русскоязычной интеллигенции Израиля, местом встречи израильтян и россиян.

Вообще, Василий Евгеньевич имел такое свойство: интеллектуальное и человеческое общение всегда ширилось вокруг него, словно круги по воде.

В Израиле Василий плодотворно работал по своей специальности, был связан со многими научно-исследовательскими центрами (в частности, с учеными-компьютерщиками Университета Бар-Илан), общался со многими представителями компьютерного сообщества Израиля и Запада.

Его отношения с коллегами и с новой родиной складывались не всегда идиллически. Но он возлюбил Эрец глубоко и безусловно.

Вообще, последние два десятка лет меня поражала в Василии Евгеньевиче сила одной редкостной (не побоюсь сказать – бессмертной!) добродетели, имя которой – Любовь ко Израилю, Ахават-Исраэль. Эта добродетель имеет мало общего с тем бытовым этно-патроитизмом, который знаком, по существу, почти всем смертным. Это – зрячая добродетель, добродетель-подвиг, предполагающая любовь к священной словесности и историческим преданиям Израиля, к его Земле, к его людям. Любовь не сторонняя, не вчуже, но принятая на себя.

Василий прекрасно чувствовал и знал язык и культуру этой страны, любил все отдаленные ее уголки, переживал все ее боли и проблемы (царот у-милхамот), как свои собственные. А израильтянам, как правило, свойственно на любовь отвечать любовью…

Не забывая ни на минуту о России, он всё же именно Эрец воспринимал как свой дом.

Русский православный человек, возлюбивший Сион, он сподобился последнего упокоения на Сионской горе. На Греческом кладбище вблизи церкви Успения Девы Марии (Dormition), Которую безгранично почитал.

…И мысленно обращаясь к отошедшему в вечность другу, я – как приношение его памяти – постоянно вспоминаю строки из Владимира Соловьева:

И не колеблются Сионские твердыни,
Саронских пышных роз не меркнет красота,
И над живой водой, в таинственной долине
Святая лилия нетленна и чиста.

Евгений Рашковский

Москва, 20 марта 2008 / 13 адара-2, 5768 (Пост Эстер)

Василий Евгеньевич Емельянов (1945-2008) Кладбище на горе Сион

1)До конца жизни Василий работал над книгой о жизни и творчестве Юны Давыдовны. Задача для нас, живущих, в том числе и для пишущего эти строки, – довести этот труд до типографского станка.


Мемориальная Страница