О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи
О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления



А. Якобсон



О СТИХОТВОРЕНИИ БОРИСА ПАСТЕРНАКА
"РОСЛЫЙ СТРЕЛОК, ОСТОРОЖНЫЙ ОХОТНИК"1)




Стихотворение "Рослый стрелок, осторожный охотник" (1928 г.) загадочно, тема его не очевидна. Попробуем вначале подойти к этой теме извне. "О, знал бы я, что так бывает" (1931 г.) — стихотворение открыто-смысловое, даже декларативное для Пастернака того периода.

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплёкой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далёко,
Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актёра,
А полной гибели всерьёз.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

При всей ясности этого стихотворения уточним значение слова чувство. Старость художника, как полнота зрелости, противополагается молодости, дебюту. О каком именно чувстве — достоянии зрелости («старости») идет речь?

Есть у Пастернака тема чувства-одушевления, чувства-темперамента, оно же — чувство-чутьё, чувство-зоркость, например:

Как я присматривался к матерьялам!
Валились зимы кучей, шли дожди,
Запахивались вьюги одеялом
С грудными городами на груди.

("Памяти Рейснер")

В "О, знал бы я, что так бывает" говорится о чувстве другого рода. Поздний Пастернак в стихотворении "Земля" называет это чувство по имени: страданье.

Зачем же плачет даль в тумане
И горько пахнет перегной?
На то ведь и моё призванье,
Чтоб не скучали расстоянья,
Чтобы за городскою гранью
Земле не тосковать одной.

Для этого весною ранней
Со мною сходятся друзья,
И наши вечера — прощанья,
Пирушки наши — завещанья,
Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.

"О, знал бы я" и "Земля" — вещи глубоко различные по тональности, по настроению. В "Земле" мягко звучит:

Тайная струя страданья.

В "О, знал бы я" — образ обнаженной боли:

...строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

Но в обоих случаях — боль; и боль, которая — в природе художника, в природе искусства:

На то ведь и моё призванье.

В "Земле" плачущая даль, скучающие расстоянья, сходящиеся на прощанья друзья — естественный единый ряд. Все людское у Пастернака всегда распространяется на природу. Но у раннего Пастернака главным образом на неё одну и распространяется: человеческое, как правило, обходится без людей. В "Земле" человеческий мотив частью выделен из природы (друзья — и далее), частью живет в ней:

...в случайном разговоре
С капелью говорит апрель.
Он знает тысячи историй
Про человеческое горе...

Боль — за людское, за человеческое. Чувство — сочувствие, страдание — сострадание. Так в "Земле". Так и в "О, знал бы я". Как будто художник наедине со свой судьбой, с грозной старостью. Но актер, гибнущий на сцене, гибнет во имя зрителя и никак иначе. Рим, раб, гибель — все это превращает сцену в арену самозакланья. Пафос стихотворения — пафос жертвенности, чувство тут — нравственное чувство. Для позднего Пастернака, начиная с 40-х гг., заявлять свое нравственное кредо — обычное дело. В стихотворении "О, знал бы я, что так бывает", в начале 30-х гг., поэт предвосхищает свое будущее. В книге "На ранних поездах" переломной для Пастернака поры (1936-1944 гг.) цикл "Художник" открывается стихотворением, которое темой своей явно перекликается с "О, знал бы я".

Мне по душе строптивый норов
Артиста в силе: он отвык
От фраз, и прячется от взоров,
И собственных стыдится книг.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Но кто ж он? На какой арене
Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

«Поздний опыт» — та же «старость», «арена» — та же «сцена», «боренья с самим собой» — то же «чувство», нравственное начало.

У Пастернака 10-x-20-x  гг. есть мотивы, составляющие некий контраст теме "О, знал бы я".

У старших на это свои есть резоны.
Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
Что в грозу лиловы глаза и газоны
И пахнет седой резедой горизонт.

("Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе")

Старшие — те, кто глухи к резонам поэзии, кому не дано созерцать и постигать мир. Высшее знанье, последняя мудрость:

...скрытый ото всех
Нескромных — самый странный, самый тихий,
Играющий с эпохи Псамметиха
Углами скул пустыни детский смех...

("Тема").

Детский смех мира и детский смех поэта — неразделимы. В молодости художника — вечная молодость мира. Старость — оскудение жизни, конец поэзии:

Я слыхал про старость. Страшны прорицанья!
Рук к звездам не вскинет ни один бурун.
Говорят — не веришь. На лугах лица нет,
У прудов нет сердца, бога нет в бору.

("Воробьевы горы").

Тот,

Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку

Кленового листа
И с дней Экклезиаста
Не покидал поста
За теской алебастра, —

несомненно бог молодости:

Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.2)

("Давай ронять слова")

«С эпохи Псамметиха», «с дней Экклезиаста» творец, украшая, новородит, омолаживает природу. Бог — художник. И художник — бог:

Любимая — жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.

Бог — языческий:

Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.

("Любимая — жуть... ")

И еще:

Дыша внушеньем диких орхидей,
Кто пряностью не поперхнется? Разве
Один поэт, ловя в их духоте
Неведенье о чистоте и грязи.

("Любка". Ранняя редакция)

Разумеется, чтобы толковать о поэзии Пастернака — раннего или позднего — с точки зрения добра и зла, надо рассматривать самую субстанцию этой поэзии, а не тему «Пастернак о поэте» или «автор о себе». М.Цветаева справедливо подвела итог своему разговору ("Световой ливень") о "Сестре моей — жизни": «И никто не захочет стреляться, и никто не захочет расстреливать.

И вдруг пахнуло выпиской
Из тысячи больниц».

Мы же заметим только, что тема художника у раннего Пастернака — это обычно тема исключительности художника, его мира, его религии:

И, как в неслыханную веру,
Я в эту ночь перехожу.

("Как бронзовой золой жаровень")

Религия — жизнь, мыслимая как искусство и ощущаемая как молодость:

Это полдень мира. Где глаза твои?

("Воробьевы горы")

Исключительность художника — в его особой близости к жизни, т.е. собственно в художестве — в нем и живет чувство, в нем и бьется душа.

О, в камне стиха, даже если ты канула,
Утопленница, даже если — в пыли,
Ты бьёшься, как билась княжна Тараканова,
Когда февралем залило равелин.

А в остальном:

О, вольноотпущенница, если вспомнится,
О, если забудется, пленница лет.
По мнению многих, душа и паломница,
По-моему — тень без особых примет.

("Душа")

От начала литературного пути Пастернака до конца тема претерпевает коренное изменение: от «вольноотпущенница... тень без особых примет» ("Душа". Поверх барьеров) — до «душа моя, печальница о всех в кругу моем» ("Душа". Когда разгуляется).

В "О, знал бы я" — решительный поворот темы. Ее первый поворот — тремя годами раньше в стихотворении "Рослый стрелок, осторожный охотник".

Рослый стрелок, осторожный охотник,
Призрак с ружьём на разливе души!
Не добирай меня сотым до сотни,
Чувству на корм по частям не кроши.

Дай мне подняться над смертью позорной,
С ночи одень меня в тальник и лёд.
Утром спугни с мочажины озерной.
Целься, всё кончено! Бей меня в лёт.

За высоту ж этой звонкой разлуки,
О, пренебрегнутые мои,
Благодарю и целую вас, руки
Родины, робости, дружбы, семьи.

Ключ к теме стихотворения в чувстве. Это нравственное чувство (как и в "О, знал бы я"), но сила, которая в тягость свободному полету поэзии.

Чувству на корм по частям не кроши —

здесь значит: не убивай во мне художника. Вспомним:

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

Для автора "О, знал бы я" кончается искусство — в том смысле, что на смену ему приходит искусство высшее, вовсе лишенное искусственности. Стало быть, главный смысл слов «кончается искусство» — фигуральный, даже обратный. А всё-таки проглядывает как бы отсвет прямого смысла этих слов:

Когда строку диктует чувство
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
И тут кончается искусство.

Этот вот самый смысл и связывает автор "Рослого стрелка" со словом чувство. Автор "О, знал бы я" в сущности рвется к «старости» («чувству»), где «дышат почва и судьба». (Раскаянье в избранном пути: «О, знал бы я, что так бывает», «от шуток с этой подоплекой я б отказался наотрез» — есть фигура красноречия, литературно-ораторский прием). «Полная гибель всерьёз» оборачивается в "О, знал бы я" апофеозом художника, вершиной искусства. Автор же "Рослого стрелка" смотрит на «старость» («чувство») во многом (как увидим дальше, не во всём) глазами раннего Пастернака, у которого поэт исключителен — исключен из всякого ряда — а поэзия есть молодость.

Допустим, что первые две строки стихотворения:

Рослый стрелок, осторожный охотник,
Призрак с ружьем на разливе души —

метафора времени.

Время каждого «добирает» до остальных, всех строит в один ряд — постепенного «крошения».

Не добирай меня сотым до сотни,
Чувству на корм по частям не кроши.

Дай мне подняться над смертью позорной.

Потому и смерть, потому и позорная, что добирают сотым до сотни, что крошат по частям.

Цельность художника есть цельность его восприятия и выражения. Всегдашняя забота, вечная страсть Пастернака — воссоздание мира в цельности — в неповторимости и полноте: «Целый мир уложить на странице, уместиться в границах строфы» ("После вьюги"). Но для позднего Пастернака «чувству на корм» — и есть высшая цель, а для раннего — крошение по частям.

Мольба не о пощаде (сразу — неумолимость: рослый стрелок, осторожный охотник), мольба о последнем взлёте.

Образ взлёта:

Дай мне подняться над смертью позорной
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  
Целься, всё кончено! Бей меня в лёт.
За высоту ж этой звонкой разлуки...

Образный строй стихотворения таков, что поэзия поднимается ввысь, а пренебрегнутое ею, то, что есть сфера чувства, остаётся внизу. Но как раз оно-то, пренебрегнутое, к разлуке с чем ценою жизни рвётся поэзия, как раз оно, оставленное на земле, и становится предметом высшей поэтизации:

За высоту ж этой звонкой разлуки,
О, пренебрегнутые мои,
Благодарю и целую вас, руки,
Родины, робости, дружбы, семьи.

Такова благоговейная интонация обращения, таков лиризм всей строфы. Эта лирическая волна откатывается назад, распространяясь на чувство: «пренебрегнутое» - его владенья; распространяясь на стрелка: он работает «чувству на корм».

Рослый стрелок - метафора не только времени (возраста, «старости»), но внутреннего голоса, совести, второго «я»:

Призрак с ружьём на разливе души.

Обращение к призраку - не просто мольба к чужеродной роковой стихии, но самовыражение, исповедь, молитва.

Двойственно в "Рослом стрелке" чувство. Последняя строфа - залог того, что победное шествие чувства в дальнейшем у Пастернака неотвратимо. Это и было заявлено через три года стихотворением "О, знал бы я, что так бывает".

1) Опубликовано: журнал "Континент", 1980, №25 (Публикация В.Гершовича)

2) В множественности «Ягайлов и Ядвиг», молодоженов - бесконечность молодости (образ ассоциируется не с браком, а только с заключением брака, ибо именно заключение брака между Ягвайлом и Ядвигой - достояние истории) (Прим. А.Якобсона)