О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи
О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления






Михаил Коряков1)



Конец Трагедии


(Листки из блокнота)2)



Михаил Михайлович Коряков (1911-1977)

В ноябре 1968 г. в Москве хоронили писателя Алексея Костерина. В Морге Боткинской больницы собрались друзья покойного, и один молодой человек прочитал некролог. Некролог этот, написанный и прочитанный Анатолием Якобсоном, впоследствии получил распространение в самиздате, как и речь над могилой Костерина, которую произнёс ген. Петр Григоренко.

Имя Анатолия Якобсона начало мелькать в публикациях Самиздата. В январе 1969 года он выступил с письмом в защиту Анатолия Марченко, в августе 1969 года подписал коллективное письмо по случаю годовщины вторжения в Чехословакию. 21 октября 1969 года у него на квартире был сделан обыск и изъята рукопись статьи "О романтической идеологии". 21 декабря 1969 года, в 90-ю годовщину со дня рождения Сталина, он участвовал в демонстрации на Красной площади, протестуя против попыток реабилитировать Каннибалиссимуса. На Красной площади его арестовали, продержали несколько часов в участке и выпустили. В конце 1972 года появились сообщения, что Анатолий Якобсон получил от КГБ предупреждение, что он будет арестован, если выйдет в свет № 28 "Хроники текущих событий", а 23 февраля 1973 года в "Нью Йорк Таймз" появилось письмо известного американского учёного Питера Вирека о том, что Анатолию Якобсону угрожает арест. Международный ПЕН-клуб выступил в защиту молодого «инакомыслящего» литератора, а Пенсильванский университет пригласил Анатолия Якобсона прочитать цикл лекций по русской литературе.

Не знаю, приедет ли Анатолий Якобсон в Филадельфию; не сомневаюсь однако, что его лекции могли бы стать крупным событием как русской, так и американской культурной жизни. Не сомневаюсь потому, что я только что с большим интересом и даже волнением прочитал его книгу "Конец трагедии"3)), выпущенную Издательством имени Чехова в Нью Йорке. Книге предпослан отрывок из письма, в котором Анатолий Якобсон сообщает некоторые факты своей биографии:

«Родился в 1935 г.; москвич. По образованию – историк, но больше занимается литературой. Лет десять был учителем средней школы. В 1968 году обстоятельства принудили меня расстаться с преподавательской работой. Стал писать. То, что делал и собираюсь делать впредь, можно назвать так: литература о литературе. Это не филология и не писательство в чистом виде, но нечто, имеющее черты и того и другого... Из написанного до сих пор основное – работа о Блоке».

Книга, выпущенная Издательством имени Чехова, состоит из работы о Блоке с добавлением двух статей – "О романтической идеологии" и "Царственное слово".

Не забудем, однако, что Анатолий Якобсон – не просто литератор, а историк, занимающийся литературой, и его «работа о Блоке» - это в сущности размышления о судьбах русской революции, материалом для которых послужила поэзия Блока. Поэтому его книгу с большим интересом прочтёт не только тот, кто интересуется Блоком, поэзией, литературой, но всяк, кто душой болеет за Россию и задумывается над её прошлым, настоящим и будущим.

Важно подчеркнуть и дату рождения Анатолия Якобсона – 1935 год. Александр Солженицын, как вы помните, родился в 1918 году. Академик А.Д. Сахаров, братья Рой и Жорес Медведевы, Андрей Синявский, Светлана Аллилуева – в 1925 году. Между этими инакомыслящими и Анатолием Якобсоном разница в десять лет – и каких лет! Якобсону было только десять лет, когда кончилась Вторая мировая война и восемнадцать лет, когда умер Сталин. В большей мере, чем многие другие самиздатовские авторы, Анатолий Якобсон является человеком пореволюционного сознания, и это придаёт особенную ценность его книге.

Конечно, это книга и о Блоке, в частности о поэме "Двенадцать". «Блоковедов» в Советском Союзе развелось великое множество, но все это, как замечает Анатолий Якобсон, «доморощенные китайцы от литературоведения». «Если послушать некоторых теперешних критиков, - пишет он, - поэма "Двенадцать" не имеет ничего общего с трагической (раздвоенной) природой блоковского жизнеощущения. У них получается, что "Двенадцать" - проще и румянее редиски». Но Якобсон знает не только советскую литературу о Блоке, - он знает и не раз сочувственно цитирует книгу К.В. Мочульского, вышедшую в 1948 году в Париже, и "Воспоминания" Бунина, и двухтомник Юрия Анненкова, и даже то, что Пётр Струве писал в 1921 году в эмигрантской "Русской мысли" по поводу софийского издания "Двенадцати". Блок, прочитав высказывания Петра Струве, записал в дневнике: «Это – правда, но только часть», и Анатолий Якобсон добавляет: «Другую часть правды не желали видеть критики, подобные Петру Струве». Интерес книги Анатолия Якобсона, на мой взгляд, заключается прежде всего в том, что он не хочет видеть только одну или другую часть правды, а стремится увидеть правду во всей её целостности и неделимости. Его сознание не дореволюционное, не революционное, а пореволюционное.

В отличие, скажем, от Роя Медведева, который в книге "К суду истории" пишет о «демократической и гуманистической природе октябрьской революции», Анатолий Якобсон не видит в революции ни демократизма, ни гуманизма. Вместе с тем, он понимает, что русскую революцию «можно рассматривать не только как государственный переворот или совокупность таких переворотов, но и как историческое движение, связанное с вековыми чаяниями свободы»; ему «открывается в революции то, что не могло возобладать, но было в ней: тот подвижнический дух, которым были привлечены к революции многие из лучших людей России от Герцена до Блока».

Подчеркнём эти слова: «было в ней», но «не могло возобладать». Не могло потому, что возобладало нечто совсем другое: неистовое революционерство, дурные страсти. «Великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей, - с сочувствием вспоминает Анатолий Якобсон слова Герцена, обращённые к Бакунину. – Я не верю в серьёзность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию».

Книга "Конец трагедии" - это осуждение дурных страстей, разыгравшихся в русской революции. Не думаю, чтобы Анатолий Якобсон читал статью о сатанинском начале в русской революции, о том именно, как оно отразилось в "Двенадцати" Блока, - эта статья была напечатана в журнале "Путь" в Париже, - но эта мысль сквозит в его книге. «Не то беда, - пишет он, - что запрыгали мелкие сологубовские бесы, да заиграли ремизовские черти, да расплодилась всякая иная мелкая нечисть (это всё – потеха литературная), а то беда, что стала заигрывать мысль российского интеллигента с самим Сатаной».

Анатолий Якобсон вспоминает, как он говорит, «упоительный лозунг – грабь награбленное», приводит письмо Ленина, который требует «поощрять энергию и массовидность террора». Довольно подробно – с негодованием! – в книге рассказывается, как в январе 1918 года матросы ворвались в Мариинскую больницу в Петрограде и убили А.И.Шингарёва и Ф.Ф.Кокошкина. «Туманы большивизма и анархизма...» - когда Анатолий Якобсон пишет об этом, чувствуется глубокая боль за Россию.

Достоинство книги Анатолия Якобсона, однако, в том, что он показывает, почему именно было такое «тяготение к туманам большивизма и анархизма» (строчка из дневника Блока, июль 1917 года). Как случилось, что с помощью диалектики стали доказывать, что «правда, совесть, добро – вещи «сугубо относительные», выявляли «условность любви и тем самым утверждали безусловность ненависти», признали в насилии «повивальную бабку истории»? Что же это было за проклятие? «Имя этому проклятию, говорит Анатолий Якобсон, - романтическая идеология». Отсюда – и «декадентская экзема», и «культ чекизма».

Как видим Анатолий Якобсон производит полный пересмотр большевистского мировоззрения, и он достигает в этом большой глубины. Он настаивает на том, что «в последние годы своей жизни Блок расстался с романтической идеологией». «Умнейший Евгений Замятин сказал, что последней Прекрасной Дамой Блока была «огненная и вольная стихия». Перед смертью Блока эта стихия очистилась от романтической идеологии. Душа поэта, отряхнув наваждения и затрепетав чистейшим огнём свободы, испытала катарсис. Свобода истинная (а не та, обманувшая, о которой говорит Замятин) – вот кто была последняя Прекрасная Дама Блока».

Катарсис... По мнению Анатолия Якобсона, этот катарсис, это «чувство очищения с наибольшей полнотой Блок испытал во время произнесения своей пушкинской речи». Это и был «конец трагедии» Александра Блока. Но название книги историка Анатолия Якобсона можно воспринимать и в более расширительном смысле: испытала катарсис и вся Россия – наступает «конец трагедии»!

Как пушкинская речь Блока была гимном свободы, так духом свободы овеяна и книга Анатолия Якобсона. В советской терминологии слово «либерал» ещё и поныне звучит как оскорбительная кличка, и Якобсон с презрением и негодованием приводит соответствующие цитаты из газеты "Советская культура". «Слово «либерал», - пишет он, - происходит, как известно и старшекласснику, от латинского «либертас», свобода».

«Блоку осточертели все катаклизмы», - пишет Анатолий Якобсон, тем самым показывая, что они осточертели и всей нынешней России. «У западных демократий, - читаем мы в его книге, - оказалось достаточно духовных и физических сил, хватило культурного иммунитета, чтобы выстоять, чтобы не захлестнула стихия оголтелости. ...Надо думать, что вирусы маоизма, чегеваризма и прочих «измов» размножатся в западном обществе не настолько, чтобы подорвать здоровье его организма».



1) Михаил Михайлович Коряков (1911-1977) - капитан Советской Армии, литератор, мемуарист, член советской военной миссии, невозвращенец (1946), жил в США, сотрудник "Нового Журнала" и "Мостов", работал на радиостанции "Свобода"
2) Опубликовано в газете "Новое русское слово" - Russian Dayly – Novoye Russkoye Slovo, Воскресение 6 мая 1973 г.
3) Анатолий Якобсон. "Конец Трагедии". Издательство имени Чехова, Нью Йорк, 1973 г., 236 стр. Цена 6 долларов.