1.2.1973.

Дорогая Аннемари, дорогой Генрих!

То, что у вас руки не доходят написать нам, понятно, – вас там покрыло почтовое наводнение, это и нам известно. Все, что я читал в газетах ("Цайт", "НЦЦ", "ФАЦ") твое и о тебе, из Стокгольма и по этому поводу, нам очень понравилось и очень обрадовало. Вы понимаете, с каким нетерпением мы все ожидаем Твоей Нобелевской речи. И надеемся, что вы скоро снова приедете. Мы с Раей в феврале-марте никуда не поедем, чтобы не пропустить вас. Дайте нам пожалуйста своевременно знать, когда и на сколько вы приедете!!! NB!!!

Мы живем сейчас со вторника по пятницу в Переделкино, в тихом домике, где нам одна подруга предоставила комнату; там намного спокойнее работается. Есть и телефон, номер которого мы от большинства знакомых "скрываем". Но вы должны его знать: 443-73-87, а с субботы до понедельника как всегда 151-80-81.

Это письмо я все же осмелюсь втиснуть Тебе в почтовое наводнение, потому что речь идет действительно о жизни и смерти, о судьбе очень хорошего человека – очень хорошего литератора. На Украине за последний год было произведено множество арестов – это называется одним словом: борьба с "националистической пропагандой". Вынесенные приговоры чрезвычайно суровы, ни одного менее 5 лет лагеря или тюрьмы + 3 года ссылки, но есть и 10-12 лет. Среди них литераторы: Василь Стус, уже осужден (5+3), очень одаренный поэт, в лагере уже страдает от недоедания, – питание там сейчас еще намного хуже, чем когда-либо, т.к. заключенные не являются более "плановой рабочей силой", как это было в "древности", поэтому им за редким исключением запрещены продовольственные посылки из дома и свидания с родными до середины срока.

В предварительном заключении находятся еще: Иван Дзюба – критик, эссеист, переводчик, историк литературы (кстати, писал о Томасе Манне), арестован из-за своей книги "Интернационализм или руссификация", опубликованной три года назад на Западе. (Он тяжело болен, туберкулез легких!!!); Иван Светличный (по-украински Свитличный) – поэт, мастер свободного перевода русской, немецкой и французской поэзии, историк литературы и критик, один из любезнейших, добрейших и скромнейших людей, которых я когда-либо знал, очень слабый здоровьем, непосредственная угроза туберкулеза!!!

Оба Ивана (Дзюба и Свитличный) – члены Союза Писателей, оба – друзья Виктора Некрасова и мои, мы бы охотно за них поручились, если бы это только было возможно... Евген (Ойген) Сверстюк – критик, эссеист, поэт. Эти трое еще под арестом; если ПЕН что-нибудь предпримет, влиятельные правительственные лица – деликатно, доверительно, благожелательно или еще как-нибудь – то сейчас, так как шансов пока больше, чем после вынесения приговора; тогда можно будет просить, упрашивать, молить только о помиловании, снисхождении, о гуманном человеческом обращении.

Еще легче помочь московскому поэту, переводчику и специалисту по Блоку и Ахматовой Анатолию Якобсону. Он опубликовал превосходные поэтические переводы Готье, Лорки, чилийской поэзии. Сейчас он переводит Петрарку, написал очень хорошие эссе /.../. Он еще не арестован, но его уже допрашивают, потому как Якир и др. – кстати, как окончательно доказано, мерзкие креатуры, годами ими манипулировали органы, – хотя, может, отчасти они и сами не осознают этого: их болтовня, их идиотское хвастовство, тщеславие, пьянство и др. пороки просто использовали; а сейчас в заключении они превратились в совсем циничных подлецов, "стучат" на всех, с кем встречались, прежде всего, на тех, кто с ними спорил, среди них и Анатолий Якобсон и Наталья Горбаневская, которую сегодня пока еще не беспокоят. Может быть именно потому, что она уже 2 (?) года провела в психбольнице, и тогда многие здесь и на Западе пытались ей помочь...

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста вступитесь /.../ за украинских друзей, за Анатолия и Наташу (в превентивном порядке хорошей литературной "publicity", м.б. членством в ПЕН, литературными премиями или хорошими рецензиями). Вы так уже очень помогли Максимову (тьфу, тьфу, тьфу...) – его даже не осмеливаются исключить из Союза Писателей. Так же было и тогда, в 68-м, случай со мной и Борисом, когда Твое слово избавило нас от множества неприятностей. А для всех выше названных дела обстоят сейчас намного хуже.

И, пожалуйста, не забудьте Петра Григоренко, его здоровье снова ухудшилось, резко! Он слепнет, вот уже 4 (?) года в одиночном боксе психиатрической больницы. Пожалуйста, пусть обратятся знаменитые и влиятельные господа с просьбой о помиловании, всего лишь сочувствия старому, честному солдату – он добросердечный, человечный солдат, что не так уж часто встретишь в наш век и в нашем безбожном мире.

Это самое важное, что я хотел написать вам. Рискну, дорогой Генрих, посреди терзающей Тебя суеты, еще тебя побеспокоить, так как я убежден, Ты отнесешься к этому с пониманием.

А теперь немного о нас. Рая скоро закончит свою книгу о Джоне Брауне, получится на самом деле хорошая книга; она пишет ее, забыв обо всем, и не только с поразительно глубоким знанием материала, – о США середины XIX-го столетия она знает намного больше, чем некоторые наши американские друзья, которые ею восхищаются, – но и истинно литературным проникновением. Ее книга о Бичер-Стоу удостоилась уже 8-ми весьма положительных рецензий, и ни одной отрицательной. Если бы автором была не Рая, то, наверное, было бы уже выпущено 2-ое издание. Я закончил свою первую книжицу для издательства "Фишер" – вчера допечатал последние строчки (Толстой и Гете+Фауст в России и от Пушкина до Пастернака – Булгакова), писать об этом было большим удовольствием. Сейчас редактирует (рукопись) Хэдди Просс (Бремен), и я был бы счастлив, если бы вы оба и дети, Катарина тоже, прочли ее. Уже осенью книга должна выйти, – а так как вот уже 7 лет после Брехта – мне ни одной книги опубликовать не удалось (последняя попытка провалилась весной, когда набор брошюры о Гидаше был рассыпан), то вы даже не можете себе представить, с каким нетерпением я жду выхода ее в свет. Согласно договору книга должна выйти в 74-м году, в ней эссе о Брехте, Тебе, Анне Зегерс, Эрвине Штриттматтере, Иоганнесе Бобровском – хочу основную часть переписать, пытаюсь сейчас сам напрямую придать немецкоязычную форму; не легко на 61-ом году жизни переходить профессиональному литератору на с детства хоть и хорошо знакомый, но все же иностранный язык. Но здесь я с /.../ 72-го года, когда в "Новом мире" вышли переводы Твоих стихотворений, в принципе ничего и нигде не смог опубликовать (Извиняюсь, забыл небольшую рецензию в Тбилисском альманахе "Литературная Грузия" за ноябрь).

Фактически так лишают гражданства, может быть какой-нибудь "великий" шишка-чиновник думает, что я решусь на просьбу о выезде, как это уже сделал Андрей Синявский (он хочет во Францию). Но он моложе, а я бы очень хотел /.../ когда-нибудь вновь увидеть Веймар и наконец-то побывать в Штутгарте, Франкфурте, Кёльне, Гамбурге, но только как путешественник. Умереть я хочу дома, и без Жуковки, без спуска на Москву-реку, который вы тоже видели, – (может быть, он не так уж и красив, но для нас с Раей он самый прекрасный и самый любимый уголок в мире), – я не могу себе представить (свои) последние годы и месяцы жизни...

Вчера я получил очень хорошее письмо от Макса Фриша, он очень рад за Тебя – лауреата Нобелевской премии, и нас тоже с ней поздравляет – ведь это на самом деле праздник для всех людей "доброй воли".

Тут отказала моя печатная машинка; сердечные приветы от Мишки, Бориса, Комы Иванова, Алекса и Али, Булата, Давида Самойлова, Фазиля (он только что закончил один чудесный рассказ, long, long short story, вчера мы его читали и смеялись до слез – смешно и грустно одновременно), Кости, Лены /.../ (Зониной), Тамары /.../ (Мотылевой), и еще от многих других, но тут пришла и вмешалась Рая, увидев напечатанный листок и приняв его за оконченное письмо.

С любовью
Рая
Когда мы снова увидимся?!
Будьте все здоровы! Обнимаю вас сердечно! Ваш Лев.

---

1) Источник http://kopelev.igh.ru/?p=416 Публикуется с любезного разрешения Марии Николаевны Орловой (Прим. А. Зарецкого)