А.Якобсон о себе

О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи

О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления

А. Якобсон

Русская деревня

...А самое главное – деревня, знание русской деревни.

Когда Владик вчера говорил,1) что в России всего не хватало, это было очень отвлечённо. В ту пору мы уже не голодали в Москве. Были странные вещи – продавались фазаны, дешевле курицы. Красная икра была дешевле масла. Черная икра, которую легко было очистить от пленок, стоила не очень дорого. Буженину, конечно, купить было трудно, но и то, иногда мы ели. В ту пору, скажем, при жизни Сталина, в начале пятидесятых годов. Но у меня так случилось, что я два года провёл в совершенно классической русской деревне.

Объясняю, в каком смысле «классическая». Это была среднерусская полоса, это была Тамбовская область. Это была деревня Коноплянка. Почему она была «классическая»? Потому что, с одной стороны, она – не пригородная, не подмосковная, не подленинградская, не подкиевская, когда колхозники могут продавать продукты в городе и, значит, как-то существовать. С другой стороны, это была не тривиальная в том смысле, что не какая-то сибирская деревня, где были совсем уж побочные промыслы, где можно было, охотиться. Это была классическая русская деревня в хорошей, чернозёмной среднерусской полосе. Где колхозникам давали сорок соток огорода – это максимум того, что давали в России. Вот вчера шёл разговор о том, как притесняли крестьянство. Эти люди, которые испытали ужасное и сидели в сталинских лагерях, русской деревни на самом деле не знали. И я сегодня, буквально за два часа до этого, немножечко возмутился, что я не знаю русский народ. Конечно, я его не знаю. Но его даже и Достоевский не знал, и Щедрин не знал. Но... Я знаю русский народ в том смысле, что я в нём жил. И всегда интересовался его жизнью.

Кроме того, что ничего не давали на трудодень – это Бог с ним, вот с этих самых приусадебных участков брали неимоверный налог. Этот налог был отменен ещё при власти Маленкова и вскоре после смерти Сталина. Я приведу один пример. Сорок соток огорода! Ну, хорошо, как сотка соотносится с гектаром – я не хочу тратить пленку. Но человек, который жил в деревне, понимает, что такое сорок соток. С этого можно жить. Но с этого полагалось сдавать государству сорок килограммов мяса в год. Мясо на огороде не растёт. Я точно знаю, что колхозники покупали мясо и сдавали государству. В этой самой Тамбовской области был Мичурин, в Тамбовской. В одном из её уездов. Район потом по-советски. Потом он стал Мичуринским районом, вначале был Кирсановский. Кто такой был Мичурин? Это был дивный садовод, селекционер. Там росли чудные сады. Все почти эти сады вырубили колхозники, потому что все они были обложены невероятным налогом. Но это ещё можно понять. Но что с огорода требовалось сдавать мясо, это было очень трудно понять. Если человек мог выкормить свинью и сдать её государству, он выкармливал. Если нет, – я знаю лично такие случаи, когда колхозник каким-то образом, я не знаю - как, доставал деньги, покупал мясо и сдавал государству, чтобы сохранить сорок соток огорода. Я все это понимал. Я понимал это в 1949, в 1950 году. Я кончил школу в 1953 году. В 8-ом классе я все это видел и понимал. Я понимал, что такое колхозы, я понимал, что этот режим сделал с мужиком. Для меня это был чудовищный режим.

Почему я об этом говорю? Я просто пытаюсь соразмерить факторы, которые на самом деле соразмерить нельзя. Влияние семьи Улановских. Знание того, что людей сажали ни за что. Ведь их-то сажали, меня - не сажали! И как правильно вчера сказал Владик, я ведь не испытал, как сажают. Я знал, что это ужасно несправедливо, но когда собирали налог и выла вся деревня – этого я не забыл. Я глубоко убежден, что этот вот фактор, знание деревенской, колхозной жизни для меня лично было важнее даже антисемитизма. Конечно, знакомство с Майей и знакомство с Надеждой Марковной, Александром Петровичем - это само по себе привлекло целый круг людей сидевших, к которым я заранее относился хорошо и был глубоко убеждён в ту пору, что кто сидел – уже обязательно хороший человек. И поэтому меня так потрясли слова Манделя2) в ту пору о том, что «большевиков сажали так бесчестно, что нам казалось – честность в них». Для меня сидевшие были отвлечённые до тех пока я не познакомился... даже не с Сусанной, а с Майей, потому что для меня Сусанна вообще - человек отвлеченный была.

Это очень важный фактор, я отвечаю на твой вопрос. Но я также подчеркиваю и то обстоятельство, что это – фактор в ряду других факторов.

И я думаю, что самое сильное и самое неотразимое впечатление на меня произвела русская деревня. Может быть, сильнее антисемитизма, хотя из-за государственного антисемитизма погиб дядя Сёма, который после смерти отца был мне как второй отец, если так можно сказать...

1) Накануне интервью, 25 апреля 1978 г., подельники Майи Улановской вместе с Толей Якобсоном отмечали годовщину освобождения из тюрьмы, вспоминали прошлое. Владимир Захарович Мельников (р.1932) – один из подельников Майи Улановской. Живет в Израиле. (Прим. М.Улановской)
2) Эма Мандель (р.1925) – поэт Наум Коржавин. Живёт в Бостоне, США. (Прим. М.Улановской)