«Сухановка» - особо секретная политическая пыточная тюрьма НКВД-НКГБ-МВД. Фунукционировала с 1938 по 1953 год. Тюрьма располагалась на территории монастыря «Свято-Екатерининская пустынь», который был основан ещё царём Алексеем Михайловичем в 1658 году на месте явления ему Святой Великомученицы Екатерины, возвестившей царю о рождении дочери. «Сухановкой» тюрьму прозвали из-за близости к родовой вотчине князей Волконских – подмосковной усадьбе Суханово. После революции монастырь закрыли, а в имении был организован интернат для подростков. Затем усадьбу отдали во владение Союзу архитекторов.

В 1937 году по распоряжению М.И.Калинина территория бывшего монастыря перешла в собственность НКВД. В начале 1938 года политическая тюрьма приняла первых подследственных. В «Сухановке» в основном содержались бывшие высокопоставленные лица: партийные чиновники, высокопоставленные военные, дипломаты. Но иногда попадали и простые студенты. В официальных внутренних документах «Сухановка» именовалась «Спецобъект № 110». Держали в «Сухановке» до расстрела и её основателя – «стального наркома» Н.Ежова. По некоторым сведениям, в тюрьме был свой крематорий.

В 1953 году тюрьма была законсервирована. А в 1991 году Свято-Екатерининскую пустынь возвратили Православной церкви. Сейчас в ней действует мужской монастырь.

Меня перевели из Внутренней тюрьмы МГБ в Сухановку летом 1950 года. Везли в большом воронке, одного, по времени в пути, а также по долетавшему снаружи шуму я понял, что меня везут в Сухановку, тем более, что следователь неоднократно грозил «отправить меня на дачу», как обычно называли Сухановку на своём жаргоне эмгэбэшники. Её официальное название – «Спецобъект №110 МГБ СССР».

Поместили меня в камеру №6, на первом этаже, первую справа от торцевого входа в корпус. По-видимому, раньше это была монастырская келья. Размер камеры приблизительно 2х2 метра, предназначена для двоих, но я провёл в ней всё время один. Посреди камеры небольшой прямоугольный стол на вцементированных в пол железных ножках. По обе стороны стола расположенные наискось два вцементированных в пол табурета, на каждый из которых на ночь опускалась доска, после подъёма в 6 утра она откидывалась вместе с постелью к стене и запиралась вплоть до отбоя в 10 вечера. Правда, окрыть замок было просто, с помощью ложки, чем я иногда пользовался, чтобы, перенеся постель, сменить для разнообразия койку. Надзиратели вряд ли могли запомнить, где я прежде спал, да к тому же они менялись, так что всегда можно было сказать, что переселён в другую смену. Это была не худшая камера, раза два меня для обыска водили в другую, пустую камеру, которая была значительно уже моей и имела покатый пол, видимо, из-за просадки фундамента.

Окно камеры было из непрозрачного (с проволокой внутри) стекла, в его правом верхнем углу откидная форточка, позволявшая видеть крошечный кусочек неба, что спасало меня от клаустрофобии. А если забраться на подоконник, то можно было видеть ещё и маленький участок тюремного двора с дорожкой, по которой водили заключенных на прогулку. Услышав под окном характерные неторопливые шаги и убедившись, что в коридоре не слышно шагов надзирателя, я забирался на подоконник, чтобы наблюдать за проходящими на прогулочный дворик. Таких было всего лишь 2-3 парных камеры. Во всяком случае, мне запомнились две. Одна – для высших офицеров, которых я про себя условно считал «венгерскими генералами», были одеты в иностранные ярко-зелёные потрёпанные шинели. В другой паре обращал на себя внимание красивый высокий мужчина лет 30-40 в кожаной куртке, с хорошо подстриженной бородой и твёрдой походкой. Про себя я его прозвал «капитаном». Скорее всего, выводимые на прогулку не были обычными подследственными, так как последних держали по одиночке и на прогулку не выводили. Всё кончилось тем, что один из надзирателей подловил меня, и мне закрыли форточку, правда не навсегда.

Особый режим Сухановки состоял прежде всего в одиночном заключении и полном отсутствии так называемых «льгот», т.е. прогулки, книг, игр, ларька. В остальном, по крайней мере относительно меня, соблюдался единый для следственных тюрем порядок: утром пайка хлеба (400 г), один с крошечной добавкой кусочек сахара и «чай» (чем-то закрашенный кипяток), днём обед, вечером «чай». В отличие от других тюрем совершенно строго, без каких-либо отклонений соблюдалось чередование трёх «меню» обеда: один день щи из капусты и овсяная каша, на следующий день – щи из капусты и перловая каша («шрапнель»), на третий день – гороховый суп и капуста, потом всё повторяется сначала, так что по «меню» можно было проверять календарь. Другим путём проверять календарь можно было с помощью банных дней, которые всегда приходились на среду и субботу с соответствующими интервалами 10 или 11 дней. Баня находилась в другом корпусе, так что поход в баню был своего рода праздником, позволяя несколько минут подышать свежим воздухом и увидеть зелень.

Самым тяжёлым испытанием в Сухановке был для меня постоянный голод, мне явно не хватало скудного тюремного пайка. В общей камере всегда находились соседи, пользующиеся тюремным ларьком и делившиеся хотя куском хлеба, а здесь никого не было. Позднее, когда я находился в Бутырке и пользовался ларьком, я скопил «запас» около килограмма сахара и десятка пачек махорки на случай повторного перевода в Сухановку.

В остальном я кое-как приспособился. Одиночество скрашивала открытая форточка, а время я убивал тем, что читал стихи, которых помнил много, и повторял курсы математики и физики, которые прослушал в своё время в МГУ. Когда требовались формулы, писал их обмылком на столе. Маленький кусочек хозяйственного мыла выдавался каждый раз в бане.

За четырёхмесячное пребывание в Сухановке следователь (Шелковский) приезжал из Москвы всего лишь раза три. Следственные кабинеты находились в другом корпусе, кажется, на втором этаже. Оба корпуса были связаны с торцов закрытым деревянным переходом.

Вернули меня на Лубянку в ту же камеру, из которой взяли в Сухановку. Ощущение было, как будто вернулся домой, я даже встретил одного из прежних сокамерников.

---

1) Опубликовано в газете «30 октября», 2006, №63, стр.4. Из архива НИПЦ «Мемориал», Москва. Источник.

2) Мемориальная Сетевая Страница выражает благодарность Габриэлю Гавриловичу Суперфину за предоставленную фотографию Евгения Шаповала из следственного дела, которая была опубликована в книге: Лидия Головкова «Сухановская тюрьма. Спецобект 110». - М.: Возвращение, 2009, 164 с.

3) Фотография Евгения Шаповала из архива научно-информационного центра «Фонд Иофе» (Санкт-Петербург). Источник.