О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи
О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления








Сусанна Печуро

МОЙ ДРУГ ТОЛЯ ЯКОБСОН1)

Сусанна Соломоновна Печуро (р.1933), Абезь, Минлаг, лето 1954

… одно время, – несколько лет, – мы были очень дружны с Толей. Потом как-то жизнь немножко развела, хотя отношения тепла, близости и нежности оставались всегда. Ну, вот, у нас с Толей была такая дружба, – у Майи в книжке написано, – что я была для него Прекрасной Дамой2). Я не знаю, мы никогда на эти темы не говорили. Мы очень четко держали свою дружбу без каких бы то ни было осложнений для себя и для окружающих. Так нам было проще, легче, и так мы чувствовали себя свободно и честно по отношению к тем, с кем мы были близки и дружны.

Так вот, вечером 25 апреля 1956 года нас3) выпустили из тюрьмы. После чего дома у нас, – у меня во всяком случае, – началось полное столпотворение: с утра до ночи там толпились мои московские друзья, – и те, что были друзьями, и новые люди, которых они приводили, которые, – пока мы сидели, – стали их друзьями, и прочее, прочее. Читали стихи целыми днями, то есть, было стихийное бедствие, как кто-то сказал, — потому что стихи были просто круглые сутки. И в один из дней пришел мой друг Саша Тимофеевский4), c которым мы были дружны еще с литературного кружка5), а с ним такой плотный парень, круглолицый, с крупными чертами лица, губастый такой, с большими синими глазами, кудрявый, взлохмаченный… И Саша сказал:

– Знакомься, это мой друг Толя Якобсон, это настоящий человек.6)

– Ну, Господи, слава Богу, еще один! Здравствуй, Толя, я Сусанна.

– Ой, сколько я про тебя слышал, Сашка мне все уши прожужжал, пока вы там сидели!

Потом чаепитие, застолье, Толя говорил не переставая, и все, что он говорит каждый раз остроумно и очень кстати, и все смеются и радуются… Потом он поднимает рюмку с вином и говорит:

– Ну, за вас за всех, конечно! Знаете, когда я на вас смотрю — я вам так завидую! Я иду по улице и мне очень хочется подойти к первому милиционеру и сказать: «Слушай, посади меня, ну хоть на год, а то ведь потом мне никто не поверит, что я был порядочным человеком, если я не сидел».

Вот это Толя, с этого началось.

Дальше Толя у меня дневал и ночевал, но вернулись Улановские, у которых не было своего угла, прошло несколько месяцев прежде чем им дали комнату, а жить было негде и поэтому все друзья устраивали у себя хотя бы кого-нибудь из Улановских. А Толя жил тогда в Хлыновском тупике, это такой маленький переулочек, как аппендикс, напротив Консерватории, упирающийся в редакцию газеты "Гудок". Одноэтажный дом, и там, в коммунальной квартире, была большая комната, где жил Толя с матерью. Там вечно был ералаш, всегда открытое окно. И Толя, с согласия матери, позвал Майю жить у них. Поставили какую-то драную ширму и Майя поселилась у них. Я бывала у Толи очень часто, потому что начала готовиться к экзаменам в университет. Сначала я сдавала все экзамены за курс средней школы, а потом стала готовиться к экзаменам в университет. Времени было мало, а сил просто никаких, я почти не видела, и поэтому мои друзья помогали мне готовиться: они читали вслух или наговаривали, начитывали лекции по разным темам, а Толя готовил меня по истории. Это каждый раз был блеск, каждая его лекция была чудом, Толя ходил со мной на экзамены и ждал меня в коридоре каждый раз, не только на историю, на все экзамены, которые я сдавала в университет, переживал за меня ужасно. А в какие-то короткие перерывы между лекциями Толя читал стихи, — свои стихи, чужие стихи. Стихов он знал такое количество, что казалось, просто он весь ими пропитан и читал очень здорово. Кстати, от него первого я потом услышала стихи Самойлова7), от него первого я услышала о Коржавине8).

Я тогда была уже замужем, у меня была Маша, старшая моя дочка. Мы жили в крохотной комнатенке на Бауманской. И вот, я помню в этой комнатенке — Толя, так очень театрально и энергично жестикулируя, читает мне только что им услышанные от Самойлова, — он от Самойлова пришел ко мне, весь переполненный, — стихи "Анна, Пестель и поэт"9). И то, что меня потрясло и до сих пор для меня очень важно — "Иван Грозный": «Умирает царь, православный царь, /Колокол стозвонный раскачал звонарь…»10). Как Толя читал! Вот для меня эти стихи слышны его голосом всю жизнь, я слышу, когда я их читаю, слышу Толин голос и вижу Толины жесты при этом.

Я бывала часто у Толи тоже, потому что напротив Консерватории, там университет, во дворе был истфак, — и когда я туда ходила на консультации какие-нибудь, очередные фокусы с документами улаживать и прочее, я оттуда заходила к Толе. И вот, помню такой эпизод. Подхожу к Толиной квартире и кричу в окно:

— Тошка! — молчание.
— Тошка! — А Татьяна Сергеевна, его мать, тогда в больнице была.
— Тошка! — окно настежь, никого нет. Я полезла в окно, сзади меня кто-то подталкивает и говорит:
— Ну-ка, давай я тебе помогу! — Я прыгаю с подоконника в комнату, за мной следом прыгает молодой человек, ярко рыжего цвета, и говорит:
— Привет, привет! Ты к Толе? — говорит.
— К Толе.
— Я тоже к Толе. Ты Сусанна?
— Да, — говорю.
— Ага, а я Феликс Раскольников, Толин друг.

Вот нравы были такие. Толин друг, Феликс Раскольников, учитель. Мы с ним потом дружили, он возил своих школьников, например, куда-нибудь в парк на прогулку и я ездила с ними вместе, и он мне показывал на своих учеников и говорил: «Ты посмотри на них, они же прозрачные как стеклышки, они же святые все». Он работал в 2-ой школе, потом его выгнали, в конце концов он эмигрировал, и сейчас, насколько я знаю, он жив, в Америке. И вот это Толина среда, все было связано с Толей. Мы его Тошкой звали всегда.

Толя ходил со мной всегда на мои экзамены в университет и очень за меня переживал. Когда меня все-таки не взяли, у меня была четверка по географии, причем четверка, потому что я не помнила, что к нам приезжал в СССР У Ну из Бирмы, я не могла этого помнить, потому что просто не знала, в это время сидела. Ну вот, мне поставили четверку. С одной четверкой меня не взяли за то, что была судима и председатель приемной комиссии, Николай Григорьевич Обушенков11), теперь очень известный человек, который был секретарь парторганизации факультета и председатель приемной комиссии, через полгода сел по делу Льва Краснопевцева12), очень за меня болел. И он сказал Толе: «О, черт бы драл их, если бы была справка, например, о том, что она работала эти годы. Все, как работающая, она бы пошла безо всяких разговоров». Толя сказал: «Хорошо, я все понял» и в тот же день он уехал в Потьму13). Дальше подробностей я не знаю, знаю только, что он добрался до моего лагеря, каким-то фантастическим способом, поезда там не ходили, только узкоколейка, в общем что-то было… Там было километров 20 до этого лагпункта. Он добрался дотуда, сумел пробиться к начальнику лагеря, пил с ним целую ночь и объяснял, что вот такая девчонка была, а теперь ей надо помочь. И начальник лагеря написал справку о том, что я работала на швейной фабрике №14 лекальщицей14). С этой справкой Толя поехал обратно. Дело было рано утром, около 6 утра, я еще спала. Раздался звонок в дверь. А была дождливая ночь, отец открыл. Толя весь мокрый, с него лило, он ворвался в квартиру, подбежал к дивану, на котором я спала, встал на колени, протянул мне эту справку:

— На, учись, ты будешь учиться, я сделал все, что мог!

В это время он перешел на последний курс истфака МОПИ, женился на Майе, они там так и жили у него в комнате. Мы с ним очень часто встречались в Исторической библиотеке. Я приходила туда заниматься, он тоже, если кто-нибудь из нас приходил раньше, то мы занимали место, сидели рядом. Он мне очень во многом помогал, он всегда помогал, он всегда объяснял, если я чего-нибудь не знала, не понимала. Он всегда рассказывал еще, плюс к тому, что я могла прочесть и послушать на лекции, то есть вообще Толина школа для меня была почти также значительна, как школа Сигурда Оттовича Шмидта15), несмотря на, конечно, разницу очень большую в знаниях, в опыте и так далее.

Но Толя, Тошка был еще очень такой смешной и остроумный человек, и вообще, по-моему, он ничего не пропускал мимо. Толя на все смотрел широко открытыми глазами и все были ему интересны. Ну, вот такой смешной разговор был. Мы сидим с Толей, занимаемся, а напротив сидит какая-то девушка, беленькая такая, и явно его пытается задеть. И Толя мне говорит на ухо: «Глупая, она меня ножкой толкает, она не понимает, что она блондинка, а я только брюнеток люблю».

После окончания института, а Толя кончил на год раньше, он сдал экстерном все экзамены и защитил диплом, все пятерки и прочее. Его никуда на работу не брали, он устроился грузчиком в типографию газеты "Гудок". И вот однажды пришла я с Майей домой. Сидит Толя и бригада грузчиков, водку пьют, а один старик грузчик оглядывается на Майю, хлопает ее по плечу и говорит: «Не журись баба, твой мужик наипервейший грузчик будет».

Во второй половине 60-х мы виделись с Толей не часто, Санька16) приходил каждую неделю, с Майей я разговаривала по телефону, но виделись редко. Они в это время переехали, получили квартиру и были целиком поглощены диссидентской работой, вообще диссидентскими связями. Я была знакома со многими диссидентами, но в среде этой, чтобы часто среди них бывать – этого не было. Я занималась детьми, и своими и их детьми, потому что дети диссидентов ко мне ходили, занималась детьми и работой. Ну, естественно, чтением, переписыванием, перепечатыванием самиздата, это само собой, но это не диссидентская, это околодиссидентская среда. И потом, когда Толя перешел во Вторую школу, он до этого работал в другой школе, он очень много интересного рассказывал о своих учениках, хотя говорил, что среди них много совсем глупеньких и неразвитых, но все равно говорил о них всегда с большой теплотой. Вот, а когда перешел во Вторую школу, рассказывал как он с ними на переменах и после занятий играл в футбол, как он им читал лекции по Серебряному веку, читал им стихи и вообще эти ребята его очень увлекли тем, что каждый был личностью. Действительно, удивительные ребята были во Второй школе, было много выпусков, буквально один лучше другого, совершенно замечательные люди. Ну, это известная история, что Толя обещал, что если его начнут преследовать, он уйдет из школы, чтобы не подставлять школу, — и ушел.

Что получилось из этого всего? Мне рассказывали выпускники Второй школы, что они собираются проводить какой-то всемирный съезд второшкольников на тему: "Влияние Второй школы на формирование мировой интеллектуальной элиты". Вот Толиной души там было много в этом.

Когда я прощалась, это было очень горько, они уезжали… Я не заметила такого отчаяния у Майи, Майя была вся напряженная, ну, в общем, на самом деле все лежало на ней, а Толя был совершенно убит. Он говорил: «Прощаемся на всю жизнь, и что ж я уезжаю? Что ж я вас всех предаю? Это же предательство — мой отъезд! Чего я тюрьмы испугался? Да я не испугался тюрьмы, я за Саньку испугался. В конце концов, для того, чтобы Санька остался жив и на свободе, приходится жертвовать всем, чем только есть». И он ведь недолго выдержал. Когда я узнала о его гибели, это было, конечно, просто — и страшно и, ну не то, что необъяснимо, — как раз все объяснимо, — хотя объяснения никому не нужны, никому от этого не легче…

 

Примечания Сусанны Печуро и Алексея Макарова, - внука С.Печуро.

1) Расшифровка магнитозаписи устного рассказа Сусанны Соломоновны Печуро. Подготовлено специально для Мемориальной Страницы А.Якобсона. Москва, октябрь, 2005. Выражаем искреннюю признательность Сусанне Соломоновне и ее внуку Алексею Макарову, за осуществление настоящей записи.
2) Беседа с А.А.Якобсоном (Иерусалим, апрель 1978). Н. и М.Улановские. "История одной семьи" С-Петербург, ИНАПРЕСС 2003 с.290. См. также раздел "А.Якобсон о себе"
3) Участников московской молодежной антисталинской организации «Союз борьбы за дело революции», существовавшей в 1950-1951 гг.
4) Александр Павлович Тимофеевский (р.1933), московский поэт и сценарист, муж Ирины Александровны Улановской (1937-1961).
5) Городского Дома пионеров, что в переулке Стопани (Ныне: "Переулок Огородная слобода") рядом с метро "Кировская" и зданием Швейцарского посольства.
6) «…я ввел в эту семью своего приятеля Толю Якобсона, с которым был знаком еще в школьные годы. Я с ним не учился. Он просто был моим соседом. Мы с ним подружились на почве того, что очень любили поэзию. Я помню, однажды на Герцена Якобсон говорит: «Хочешь, я тебе прочту стихи?». Я говорю: «Прочти». Он говорит: «Вот угадай, кто это? - Один идет прямым путем, другой идет по кругу и ждет возврата в отчий дом, ждет прежнюю подругу. А я иду - за мной беда, не прямо и не косо, а в никуда и в никогда, как поезда с откоса». Я спрашиваю: «Кто это?». А это был 52-й год. Оказалось - Ахматова. Толя был богатырь. Он входил в десятку московской юношеской сборной по боксу. Блестящий шахматист. Эрудит, впоследствии друг Ахматовой, друг Тарковских, друг Самойлова, который посвятил Якобсону четыре стихотворения. Переводчик латиноамериканских поэтов. Диссидент, который начал вместе с Горбаневской и Якиром "Хронику текущих событий". И удивительный златоуст, любимец женщин. Его трудно было переспорить в какой-либо компании. Но меня он слушал с упоением. Я декламировал ему все новые свои вещи. Я помню, как он читал лекцию у себя в школе. Зал был набит, примерно, так же, как на выступлениях Евтушенко, Вознесенского в то время.» См. Александр Тимофеевский. "СТИХИ НАВСТРЕЧУ ДОМУ" (Прим. В.Емельянова)
7) Поэт Давид Самойлович Самойлов (1920-1990).
8) Поэт Наум Коржавин (р.1925).
9) Стихотворение Д.Самойлова "Пестель, поэт и Анна".
10) Стихотворение Д.Самойлова "Смерть Ивана" из цикла "Стихи о царе Иване".
11) Николай Григорьевич Обушенков (р.1929), историк. См: "...вскрыта нелегальная антисоветская организация" (Прим. В.Емельянова)
12) Лев Николаевич Краснопевцев (р.1930), руководитель "Союза патриотов России" — кружка студентов и выпускников истфака МГУ, существовавшего в 1956-1957 годах. См: "У НАС БЫЛА СВОЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ" (Прим. В.Емельянова)
13) Железнодорожная станция, поселок городского типа в Мордовской АССР, в котором располагается управление Дубравлага.
14) Швейная фабрика лагпункта №14 в пос. Явас.
15) Сигурд Оттович Шмидт (р.1922), историк, академик. См: "Шмидт Сигурд Оттович" (Прим. В.Емельянова)
16) Cын А.Якобсона.