Прожив, по воле судеб, долго, я теперь вижу: в жизни ничего не происходит случайно… Нет, я не собираюсь тут занудно морализовать и призывать молодых искать в каждой мимолетности некие экзистенциальные предопределения. Не потому не призываю, что, мол, нет никаких предопределений, – есть они, есть! – но нам, простым смертным, если и бывает дано их увидеть, то совсем-совсем не сразу, а часто и вообще тогда только, когда жизнь прожита, где-нибудь уж после 80. И вот когда эта предопределенность становится тебе очевидна, особенно обидно понимать, что были в жизни случаи, когда ты, по молодости ли, по природной ли слепоте и глухоте, пропустил возможный поворот к необходимому и предопределенному, и, сам не понимая этого, потом долго блуждал среди необязательного, случайного, суетного.

Такой обидный (конечно, только теперь так понимаемый) промельк возможной судьбы случился у меня ранней осенью 1957 года (или уже весной 58?) , когда я, в ту пору третьекурсник, как теперь сказали бы, э л и т н о г о Института внешней торговли (впоследствии экономический факультет МГИМО), сидя как-то на лавочке во дворе нашего дома (уж не помню, почему и зачем я там, во дворе на лавочке, оказался), разговорился со своим ровесником (тоже не знаю, что ему было там, во дворе, делать) третьекурсником педагогического института Толей Якобсоном. Мы жили в смежных домах и у нас был общий двор: я в доме 24 по Герцена (напротив театра Маяковского), а он – в доме, примыкавшем перпендикулярно к моему – в Хлыновском тупике. Может, еще школьниками были как-нибудь мельком знакомы (что-то смутно помнится)? Так или иначе, теперь разговорились – два общительных молодых человека - видимо, чем-то заинтересовали друг друга и в конце концов даже поднялись ко мне на 4 этаж, Может быть, пили чай на кухне или у меня нашлось что-нибудь посущественнее… часа два читали друг другу стихи – а потом он, посмотрев на часы, заторопился, сказал, что должен встретить жену, и мы расстались и больше не виделись… Хотя нет, я вышел вместе с ним (по каким-то своим делам), и он тут же на улице познакомил меня с женой Майей, которую он, если память мне не изменяет, нежно называл Мартышка (или Майишка?)… Нет, нет, мы еще раз мимолетно встретились на улице через несколько лет… но об этом чуть позже.

Я, конечно, не мог предвидеть, что через несколько лет Анатолий Якобсон… впрочем, вот выписка из Википедии:

«С конца 1959 года работал учителем истории в школе № 689 (1-й Хорошевский проезд). С 1965 по май 1968-го преподавал историю и литературу в физико-математической школе № 2. Выступал как переводчик с английского, итальянского, французского, польского и испанского языков (Франческо Петрарка, Т. Готье, Верлен, Честертон, Сесар Вальехо, М. Эрнандес, Лорка, А. Мицкевич, Ованес Туманян и др.).

Занимался правозащитной деятельностью. Был редактором «Хроники текущих событий» (лето 1969—осень 1972), выпустил её номера с 11-го по 27-й номер (за исключением 15-го). Дружил с Ю. Даниэлем, Л. Алексеевой, А. Гелескулом, Н. Трауберг.

Автор работ о русской литературе — А. Блоке, Б. Пастернаке, А. Ахматовой, А. Платонове, В. Шаламове и др., — получивших высокую оценку А. Д. Сахарова, Л. К. Чуковской, М. М. Бахтина, М. С. Петровых, Д. С. Самойлова и др., публиковался за рубежом.»

Не мог я знать этого замечательного будущего. Не мог я знать и того, что Толина жена Майя только недавно по амнистии освободилась из лагеря, куда восемнадцатилетней девушкой попала с 25-летним сроком (вообще из-под расстрела - а некоторых подельников расстреляли) за участие в молодежном антисталинском «Союзе борьбы за дело революции».

Не мог я знать, что и Толина родня погибли кто в гитлеровских, кто в сталинских лагерях…

Конечно, не мог, не мог я знать будущего… но знаю теперь, если бы, по молодости, не был я душевно глуховат и не так был бы занят самим собой, если бы задружился со студентом Толей Якобсоном (а он, видимо, глухоту благополучного молодого «внешторговца» почувствовал, и интереса к дальнейшему общению не возникло), может… да нет. Что там «может»: наверняка судьба сложилось бы иначе, и то, что я в конце концов понял в жизни (а каждый понимает что-то свое), мне стало бы понятно много раньше.

Мы случайно столкнулись лет через десять на Арбатской площади возле кинотеатра «Художественный». «Как ты?» «Шкраб. Преподаю историю и литературу». А что еще он мог сказать при нашем шапочном знакомстве? Шкраб… Боже, как скучно, не интересно, должно быть, подумал я тогда. А ведь в студенчестве как вдохновенно всякие романтические стихи читал! И пожалуйста, шкраб… То ли дело у меня в эти годы: расплевался с внешторговской карьерой и прошел путину матросом океанского траулера, и потом в передвижном цирке успел поработать, и даже сколько-то на лесоповале по доброй воле потрудился. Но об этом я ему не стал рассказывать, да он и спрашивать не стал. Так и расстались навсегда…

О чем это я, друзья? Вы удивитесь, ради чего я затеял этот рассказ… но, может быть, поймете меня. Сегодня день рождения Анатолия Александровича Якобсона. Если бы он, эмигрировав, в тяжелой депрессии не покончил самоубийством в Израиле в 1978 году, теперь ему исполнилось бы 84 года… Я не помню всех стихов, что мы читали друг другу в те два часа, проведенные у меня дома. Но одно стихотворение я помню очень хорошо – потому что Толя читал его с такой страстью, с такой самоотдачей, словно сам вчера написал его. Это стихотворение – «Весна» Багрицкого3. Оно не имеет никакого отношения к тому, о чем я вам рассказывал, но, может быть, оттого, что Толя был по рождению и, видимо, по сути своей человеком весенним, он читал так, что и теперь, по прошествии многих лет, далеко в другом столетии, увидев строки этого стиха, я слышу молодой и яростный Толин голос.

Пожалуйста, помяните и вы сегодня замечательного Анатолия Александровича Якобсона чтением этого стихотворения. Тем более, что за окном и впрямь весна.

В аллеях столбов, По дорогам перронов - Лягушечья прозелень Дачных вагонов; Уже окунувшийся В масло по локоть Рычаг начинает Акать и окать… И дым оседает На вохре откоса, И рельсы бросаются Под колеса… Приклеены к стеклам Влюбленные пары, - Звенит палисандр Дачной гитары: «Ах! Вам не хотится ль Под ручку пройтиться?..» - «Мой милый! Конечно, Хотится! Хотится!..» А там, над травой, Над речными узлами Весна развернула Зеленое знамя, - И вот из коряг, Из камней, из расселин Пошла в наступленье Свирепая зелень… На голом прутье, Над водой невеселой Гортань продувают Ветвей новоселы… Первым дроздом Закликают леса, Первою щукой Стреляют плеса; И звезды Над первобытною тишью Распороты первой Летучей мышью… Мне любы традиции Жадной игры: Гнездовья, берлоги, Метанье икры… Но я — человек, Я — не зверь и не птица, Мне тоже хотится Под ручку пройтиться; С площадки нырнуть, Раздирая пальто, В набитое звездами Решето… Чтоб, волком трубя У бараньего трупа, Далекую течку Ноздрями ощупать; Иль в черной бочаге, Где корни вокруг, Обрызгать молоками Щучью икру; Гоняться за рыбой, Кружиться над птицей, Сигать кожаном И бродить за волчицей; Нырять, подползать И бросаться в угон,- Чтоб на сто процентов Исполнить закон; Чтоб видеть воочью: Во славу природы Раскиданы звери, Распахнуты воды, И поезд, крутящийся В мокрой траве,- Чудовищный вьюн С фонарем в голове!.. И поезд от похоти Воет и злится: - Хотится! Хотится! Хотится! Хотится!

30 апреля 2019

---

1) Тимофе́ев Лев Миха́йлович (род. 8 сентября 1936 года) — российский писатель, журналист, учёный-экономист и общественный деятель, диссидент. Родился 8 сентября 1936 года в Ленинграде. Отец — инженер, мать — медработник (медсестра, фельдшер). С 1943 года после эвакуации и возвращения отца из блокадного Ленинграда жил с родителями в Москве. В 1953 г. окончил среднюю школу № 23 на Усачёвке. В 1958 г. окончил Московский институт внешней торговли (в том же году ставший экономическим факультетом МГИМО). В 1958—1961 гг. работал в портах Новороссийска, Находки, Сахалина как инспектор внешнеторговых операций. В 1961 г. был призван в армию, лейтенант, военный переводчик (англ. яз.). С 1963 г. после выхода в отставку работал как журналист-фрилансер для ряда московских газет и журналов, в штате комсомольского журнала «Молодой коммунист» (1974—1978), в журнале «В мире книг» (1978—1980).

В 1976 г. принят кандидатом в члены КПСС. Член профкома литераторов при издательстве «Советский писатель». Будучи автором неподцензурных произведений и понимая угрозу ареста, уволился, чтобы не подвергать опасности товарищей по работе. Частный репетитор по литературе и русскому языку (1980—1985). В марте 1985 г. арестован. За свои произведения, распространявшиеся в самиздате, опубликованные за границей и передававшиеся радиостанциями «Свобода», «Голос Америки» и др., приговорён по ст. 70 УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда») к 6 годам лагерей и 5 годам ссылки. Отбывал заключение в лагере «Пермь-36». Вместе с большой группой политзаключённых помилован и освобождён из лагеря в феврале 1987 г. После освобождения занимался литературным трудом и научной работой. С 1996 по 2012 год заведующий лабораторией, а впоследствии — директор Центра по изучению нелегальной экономической деятельности (РГГУ).

Лев Тимофеев — один из инициаторов и организаторов издания первых в СССР независимых, неподцензурных общественно-политических журналов «Гласность» (1987, совместно с С. Григорьянцем) и «Референдум» (1987—1990). Также по инициативе Л. Тимофеева в 1987 г. начал свою деятельность Пресс-клуб «Гласность», в который входили Лариса Богораз, Сергей Ковалев, о. Глеб Якунин и другие видные деятели диссидентского движения. Пресс-клуб был заметным явлением общественной жизни Советского Союза «раннеперестроечной» поры, документы, заявления этой группы получали широкий резонанс в стране и в западных средствах массовой информации.

Наиболее значительной акцией Пресс-клуба стал Международный семинар по правам человека, проведённый в Москве в конце 1987 г. (см.: Л. Тимофеев. «Последний диссидент. Повесть в документах»). Впоследствии по инициативе Л. Тимофеева на основе Пресс-клуба «Гласность» была возобновлена деятельность Московской Хельсинкской группы. Л. Тимофеев и Л. Богораз стали её сопредседателями (1989—1994). В 1989—1994 гг. Л. Тимофеев избирался членом исполкома Международной Хельсинкской федерации. Баллотировался в депутаты Государственной Думы I созыва от «Демократической России». В середине 1990-х присоединился к Транснациональной радикальной партии. Будучи членом Русского ПЕН-Центра, Л. Тимофеев входил в исполком этой международной правозащитной писательской организации (1994—2014). Предпринял (2011—2016) ряд попыток сохранить в деятельности Русского ПЕН-центра правозащитное направление, определённое Хартией ПЕН-Центра. Видя бесплодность этих попыток и превращение организации в лояльную власти литературную тусовку, вышел из её состава в январе 2017 г. В тот же примерно период и по тем же причинам организацию покинули Борис Акунин, Светлана Алексиевич, Людмила Улицкая, Виктор Шендерович, Игорь Иртеньев, Владимир Войнович, Лев Рубинштейн и другие. Источник: Википедия.

2) Публикуется с разрешения автора. Источник: https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1268062776691717&id=100004640197961

3) Датировано: «1927. Ленинград».

4) Фотография заимствована с обложки книги «Последняя надежда выжить» (Изд. 1985 г.).