Класса до седьмого у нас был выдающийся директор Федор Федорович Рощин (мы звали его "Федя"). Полный высокий статный импозантный мужчина. Именно ему школа обязана своей высокой репутацией. Писатель Леонид Волков окончил школу # 135 сразу после войны, лет на семь раньше нас. Он вспоминает1 о становлении школы: "Основанная в тяжелейшие годы войны директором-энтузиастом, она находилась рядом с Моссоветом, и потому в ней училось много "престижных" детей. Впрочем, вели они себя абсолютно скромно. Директор наш - Федор Федорович Рощин был, как говорится, родом из простых, но удивительно преданным школьникам и школьному делу. Откуда-то из глубин крестьянской совести вынес он неискоренимую никакими сталинскими порками любовь к добру знания. В голодный и смутный военный год ФФ оборудовал школу светлую, эстетичную и... демократичную. Мы сами натаскали в здание невесть где добытые им гипсовые бюсты великих мыслителей и копии ваяний знаменитых греков. Но самым замечательным был учительский состав".

Наша классная руководительница Фетинья Алексеевна вспоминает, что Рощин умел себя подать и держать всех в руках, имел вид! Но был недалекий человек, повторила она несколько раз. Не могла даже вспомнить, преподавал ли "Федя" что-либо. Похоже, нет. Вот жена у него была умница и прекрасный педагог, помнит "Фетинья". А его профессией было быть директором. И справлялся он с ней блестяще.

Школьники "Федя" уважительно боялись. Стоило ему появиться на этаже, вспоминает Фетинья Алексеевна, как все стихало и школьники начинали ходить парами по кругу. Помню, в 4-м классе я был звеньевым и предложил моему звену остаться после уроков, вымыть и убрать класс. Все согласились. Когда уборка была в разгаре, дверь отворилась и в ее проёме возникла глыба "Фединой" фигуры. Он подозрительно оглядел наши маленькие фигурки и поинтересовался, что это мы затеяли. Я несколько сбивчиво от волнения, но внятно объяснил. "Федя" удивленно хмыкнул, но гасить наш энтузиазм не стал, и мы продолжили свои труды, а "Федя" – свой обязательный обход школы перед уходом домой.

Отношения "Феди" с Толей были специфические. Моя мама говорила, что "Федя" заявлял, что готов, не глядя, обменять Якобсона на любых трех хулиганов из другой школы. "Обмен" на хулиганов не проходил. Толю лишь переводили из класса в класс – на перевоспитание. Фото 3 свидетельствует, что в третьем классе Толя был еще в "А".

Но везде Толя оставался самим собой и, скорее, сам "перевоспитывал" одноклассников, стал школьной знаменитостью со сложной, но доброй репутацией. Мама поначалу оберегала меня от контактов с Толей. Однако фото 1 и 1а говорят, что это было не вполне успешно.

Когда мы были в 7-м классе, в школе произошел несчастный случай. Трое "умельцев" из 10-го класса, достав где-то боевой запал, решили его разобрать. Спрятались днем тайком в подвале школы и, когда школа опустела, а "Федя" уехал, приступили к делу. Запал сработал в руке главного "умельца". Рука и еще что-то у него были покалечены. Парень, который стоял рядом, не пострадал. Но от сотрясения обвалилась балка с потолка и на смерть задавила третьего, который вообще отошел в этот момент. Погиб школьник в здании школы – ЧП! "Умельцев" даже из школы не исключили. "Федю" же сняли: перевели в другую школу.

Козлов и Виктор Яковлевич Шерапов

А нам прислали Козлова, профессионального дипломата, которого МИД, кажется, отпустил на несколько лет для написания диссертации. Но подхода к школьникам он не нашел и сразу получил презрительное прозвище "козёл". Иначе его за глаза никто не называл. Я даже не помню его имени и отчества, кому и что он преподавал. Кажется, историю. И разговаривать с ним не доводилось. Женя Дудников, наш прекрасный карикатурист, посвятил ему шарж ”козёл” (рис.4), понятно, не предназначавшийся для широкого распространения.

Кончали школу мы уже с третьим директором, Шераповым Виктором Яковлевичем.

Он вёл литературу в 10"А" классе. Отличные отзывы учеников, выходил за рамки программы, включая не рекомендованное в то время. Якобсон, говорит Шумилов, допускал выходки, сидя ближе к концу класса у окна. Его уже перевели в 10"А". Шерапов очень хорошо к нему относился и умело держал в рамках.

Петр Николаевич Смарагдов

Замечательный преподаватель математики Петр Николаевич Смарагдов (1888-198?) был сыном сельского священника из Тверской области. В Интернете есть родословная семейства Смарагдовых2.

Что такое водопровод, канализация, газ, электричество – в деревне не знали. А пять из восьми детей священника стали учителями. Один из них расстрелян в 1937 г. А тогда мы знали лишь, что "Петр" (так его звали школьники) окончил перед первой мировой войной Императорский Варшавский университет. "Петр" всю жизнь преподавал математику в школах и придерживался классической манеры преподавания. Умел и любил выйти за рамки программы без какого-либо ущерба для основного содержания. Якобсон на его уроках, мягко говоря, отнюдь не блистал, но дисциплины, насколько мог, придерживался.

Школа отмечала юбилей Смарагдова и присуждение звания Заслуженного учителя СССР, когда мы были уже студентами. Актовый зал был набит битком. Собрались выпускники разных лет. Пришел и Якобсон. И не просто пришел, а произнес лучшую и очень красивую речь, немало удивив всех и очень растрогав "Петра". Суть речи сводилась к тому, что в каждой профессии есть Мастера своего дела. Именно они составляют цвет народа. Петр Николаевич как раз и является таким уникальным Мастером. О Мастере и Маргарите тогда еще не слышали.

Писатель Леонид Волков вспоминает. "Еще один уникум - учитель математики, Петр Николаевич Смарагдов. Никогда не кричал, был тих и вежлив. И… беспощаден. В советской школе не принято было увлекаться плохими отметками. Тем более – исключать из школы. Но ни влиятельные родители, ни давление высокого школьного начальства, ни посулы и подлизывание ни разу не поколебали волю вежливого учителя. Кто не мог совладать с математикой - был обречен. Этот беспощадный педагог с манерами эдакого служаки, однажды предложил нам задачку. Она касалась только что прошедших всенародных выборов. Не меняя „математической“ интонации Петр Николаевич сопоставил несколько цифр. И нашему, уже сильно поднаторевшему в математике классу, вдруг стало ясно - фальшивка, грубая и глупая фальшивка. Кто мог ожидать такое от учителя-службиста? Но самое замечательное, что никто не донес, даже самые обиженные. А ведь за это полагалась 58 -ая. Что ж удивляться - на выпускном вечере не было более любимого учителя, чем Петр Николаевич Смарагдов. Такая вот была школа под боком у сталинского Моссовета".

Петр Николаевич в конце жизни (ему было уже за 80) уехал в Крым, в город Судак. Там у них вместе с родственниками в конце 1940-х годов был куплен в складчину маленький старый домик с небольшим огородом, недалеко от моря. Летом туда приезжали на отдых. Я однажды проездом переночевал летом 1964 г. Последние годы Петр Николаевич там жил со своей дальней родственницей Полиной (тоже лет под 80). Они выращивали виноград, делали на зиму легкое вино и каждый день его принимали по 100…150 гр. Петр Николаевич каждый день купался в море. Об этом мне говорил и Вася Серебряков, тоже навестивший "Петра". Но однажды Петр Николаевич простудился. После выздоровления спросил у врача, можно ли ему возобновить купание? Та ответила, что можно. Он искупался, а потом слег и больше уже не встал.

Арифметику в начальных классах прекрасно вёл Степан Андреевич Суворов. Был он тучен, а в Гражданскую войну, говорили, воевал в Первой Конной.

Георгий Семенович Дудников

Георгий Семенович Дудников (1893-1978), физик, тоже яркий харизматичный Мастер, был человеком совсем иного плана, очень предприимчивым. Сын зажиточного донского казака, владевшего большим двором в слободе Маньково и хутором в 12 км от нее, "Жора", как мы его звали, родился на хуторе и окончил реальное училище в станице Каменская (теперь г. Каменск-Шахтинский). После окончания училища вместе с группой своих друзей, решил продолжить учебу в Москве. В компанию друзей входила очаровательная Женя Сударкина, дочь отставного казачьего генерала, учившаяся в Каменской женской гимназии. Женя участвовала во всех обсуждениях будущих планов, но родители в Москву ее не отпустили. Чтоб выручить Женю, "Жора" предложил обвенчаться. Живой и решительный "Жора", видимо, нравился Жене. А в душе "Жоры" играли, как он сам считал, прежде всего, благородные чувства. Свадьба состоялась, и группа друзей в полном составе отправилась в Москву. Был ли этот брак поначалу фиктивным, как позже намеками характеризовал его сам Георгий Семенович, но результат брака был совсем не фиктивный. В 1914 г. у молодых родился сын Евгений, а в 1916 г ещё один. "Жора" учился в Коммерческом училище (институте). Его здание сейчас занимает Московский институт химического машиностроения. На этом, собственно, образование Георгия Семеновича и окончилось.

До 1917 года семья жила в Москве. С приходом революции переехали на Дон в Миллерово, где Георгий Семенович преподавал в Промышленном техническом училище. Преподавал все: от русского языка до промышленных предметов. Здесь начал проявляться его незаурядный педагогический талант. А молодая мама играла на рояле, мило пела, поступила актрисой в местный Красноармейский театр, играла все главные роли драматического характера. В конце 1920 года случилось несчастье - Женя заболела тифом и умерла.

Георгий Семенович вернулся с сыновьями в Маньково, где устроился в Маньковское ремесленное училище преподавателем. Оказавшись как-то в Тамбове, знакомится с Татьяной Павловной Аносовой, дочерью директора банка, кончавшей Тамбовский медицинский институт. Свадьба! А молодая жена распределилась в Маньково, в станичную больницу, где быстро завоевала уважение среди врачей и больных. Талантливый врач, успешно лечила, наверное, все болезни и быстро продвинулась по службе до должности главного врача больницы. А Георгий Семенович стал "душой училища". Преподавал несколько предметов, был в числе основных "заводил" во время вечеров, капустников и других событий, начал пользоваться большим уважением в станице. Ремесленное училище посещали дети наиболее влиятельных и уважаемых граждан Маньково и окрестностей. Социальный статус и положение семьи было высоким. Благосостояние тоже - всего в достатке.

В стране наступил НЭП. Решили переезжать в Москву. Первым отправился Георгий Семенович. Мама Татьяны Павловны была из семьи старых большевиков Мураловых, которые помогли устроиться в коммунальной квартире на улице Остоженка, 16. На работу в Росрыбкомхоз Георгия Семеновича устроил его друг из Манькова, который раньше перебрался в Москву. Георгий Семенович стал финансовым инспектором. Семья приехала в Москву летом 1923 года. Сам Георгий Семенович часто проводил время в командировках в Гурьеве, Астрахани, Владивостоке и др. Привозил оттуда великолепную рыбу. В объединении провели очередную чистку и Георгия Семеновича уволили как беспартийного и выходца из чуждой социальной среды. Через полгода, правда, пригласили обратно, но он отказался и вернулся к преподаванию. Остановился на физике, которую с блеском преподавал во многих местах от ФЗУ кулинарного производства, где завоевал большой авторитет у дирекции, до училища для политработников и зарубежных коммунистов, где в его группе, в частности, оказался Хо Ши Мин (на 3 года старше Жоры) из Вьетнама, будущий легендарный Руководитель этого государства.

"Жора" разводится с Татьяной Павловной и на несколько лет остается холостым мужчиной. В 1935 г. женится на одной из своих учениц – Вере Михайловне. Ей был 21 год.

В начале 1942 г Георгия Семеновича призвали в армию. Дали в подчинение двух бойцов и поручили охрану и сопровождение военных эшелонов с боеприпасами. Это была очень опасная и тяжелая работа. Получали, скажем, на Уральском заводе эшелон со снарядами и должны были его сопровождать почти до линии фронта. Естественно, их бомбила вражеская авиация. Остался жив, даже не ранили. Но бытовые условия были очень тяжелые: ютились на продуваемых и промокаемых тамбурах грузовых вагонов в любую погоду летом и зимой. Георгий Семенович заработал артрит, который его серьезно мучил, особенно в последние годы жизни.

После демобилизации Георгий Семенович Дудников (фото 6) устроился на работу в несколько школ в центре, где преподавал физику в старших классах. Мне кажется, что нас он взял с 7-го класса. Общение с ним оставило неизгладимое впечатление. Даже запомнились некоторые нетривиальные задачи, которые он нам давал. А главное, "Жора" любил ломать все стереотипы, воспитывая творческое отношение к жизни. Об этом говорит вся его собственная жизнь, которую я недаром так подробно изложил.

Отмечу три его уникальные новшества в преподавании. Ни о чем подобном я не слышал впоследствии.

1. Организовал Объединенное физическое общество четырех школ, где преподавал "Жора", которое соединило учеников этих школ, студентов и аспирантов физических вузов, которые уже окончили эти школы. Ученики и студенты делали доклады, обсуждали проблемы. Из Общества вышло много победителей физических олимпиад в МГУ, студентов, а потом и талантливых ученых. Думаю, около сотни докторов физико-математических и технических наук.

2. Интересны были его инициативы по развитию технического творчества в школе. Увлекался политехническим образованием, когда в РОНО и ГорОНО и слов таких не знали. Организовал несколько проектов, в которых ученики изготавливали работающие модели, например, гидроэлектростанции. Мог полкласса отправить с урока на "стройку" школьного гидроузла в подвал или на на пришкольный участок копать грядки. Попутно вырабатывал стимул - будь активным на уроке – решил пару задач – отвлекись и занимайся полезным физическим трудом.

3. Два раза в год проводил в физическом кабинете контрольные, когда старшеклассник получал на два часа пару младшеклассников для тотального опроса по лабораторным работам и всему курсу. Десятиклассников спрашивали студенты-выпускники школы. Старший ставил младшему оценку. "Жора" переносил эту оценку в журнал. Какой бы оценка ни была, никто никогда не пожаловался на явную формальную незаконность этой оценки. Замечу, что "Жора" формировал пары старше- и младшеклассников так, чтобы их уровни знаний соответствовали друг другу. Троечнику никогда не доверялось спрашивать отличника.

"Жора" быстро составлял мнение о каждом школьнике. Якобсон сразу попал в категорию слабых учеников. В нашем классе учился Женя Дудников, внук "Жоры" (от него я и почерпнул бурную биографию "Жоры"). С Женей я сел на одну парту в третьем классе. Мы проучились вместе всю школу и институт (МЭИ), дружны по сей день. Очень близки были и наши родители.

Женя вспоминает, что хотя мнение деда было сложно изменить, и оно тянулось за школьником из класса в класс, дед не оставлял попыток научить Якобсона физике, регулярно спрашивал его и с сожалением ставил двойки. Почти каждый урок физики начинался с того, что сильные ребята получали сложную задачку, и те, кто быстро решал её, отправлялись в подвал или на огород на улицу, а Толе выделяли половину доски для подготовки ответа по одной из пройденных тем курса. Женя вспоминает, как Якобсон стоит у доски со своей веревочкой в руках, с которой он никогда не расставался, лицом к классу и с мольбой в глазах: "Ребята, ну подскажите ещё что-нибудь по этой теме для ответа".

После очередной двойки раздраженный Якобсон выходил как-то из школы вместе с Женей и злобно бросил, что пора бить морду внуку. Женя флегматично ответил: – попробуй. На чем мирно и разошлись. Эта и иные двойки нашли свое отражение в дружеском (или не очень) собирательном шарже Жени "Под ручку с двойкой" на рис.7. Галстук и изящный зонтик не носило большинство из нас. Эти атрибуты лишь образно подчеркивали уважение к "даме".

А вот веревочка Толи была легендарной. О ней вспоминают все. Говорила о некоторых нарушениях в его психике, он постоянно её крутил. Была бумажной, и Толя ее неизбежно менял, но сам. А когда кто-то из учителей веревочку как-то отобрал, то вместо того, чтобы взять другую, Толя, вспоминает Женя, чуть ли не плача, ходил за учителем, прося вернуть. По-видимому, Толя придавал веревочке значение некоторого талисмана.

По моим воспоминаниям, Якобсон охотно шел вместо уроков то на гидроузел, то на благоустройство школьного сада (жена "Жоры", Вера Михайловна преподавала биологию), то на укладку бассейна с фонтаном в саду и т.п. Тем не менее, десятиклассник Якобсон не уклонялся от участия в полугодовых тотальных двухчасовых опросах. Женя Дудников вспоминает, что после одного из таких опросов Якобсон с горящими глазами с жаром возмущался, какие пробелы в знаниях полученного им семиклассника он обнаружил. Так что многолетние усилия "Жоры" чему-то научить Якобсона не пропали даром. Вспоминаю, что Толя с горячим одобрением рассказывал мне, что декан факультета, на который он поступил, настаивал, что преподаватели литературы и истории обязаны объяснить детям при случае, как работает двигатель внутреннего сгорания.

Блок естественных наук

"Жора", как и "Петр", пользовались огромным авторитетом, и слушались их беспрекословно. "Петр" и "Жора" давали столь высокую подготовку, так сильно увлекали своих учеников, что большая часть выпускников из года в год поступали в физико-математические и технические вузы. Из них не менее половины на физфак (заметно меньше на мехмат) МГУ, МЭИ, МАИ, МИФИ, Физтех. Многие десятки из них стали докторами наук. Десяток – только из нашего выпуска. Вот выдержка из интервью 01.10.2007 с профессором Брагинским Владимиром Борисовичем, главным научным сотрудником (МГУ, физфак), членом-корреспондентом РАН, закончил физфак МГУ в 1954 г.3

"Что оказалось для Вас решающим в выборе профессии? Как вы пришли в физику?

В.Б. Очень хорошие школьные учителя, которые проверяли наши знания без всяких современных ЕГЭ. Главное - личное собеседование! Из моей школы только после двух выпусков вышло два академика и восемь докторов наук. Учитель по математике - Смарагдов Петр Николаевич. Каждые две недели проводил контрольные, по шесть вариантов. Перед поступлением в институт мы ни в каких репетиторах не нуждались. Замечательным преподавателем был и физик Дудников Георгий Семенович".

Химию прекрасно преподавала Мария Ивановна Иванцова. Ее муж Левченко был автором учебника, по которому мы учились. Уже упоминал биолога Веру Михайловну Дудникову (фото 8). Она умело балансировала в то время, когда лысенковщина доминировала, а генетика была под запретом. Блок естественных наук был у нас на высочайшем уровне.

У Якобсона был достаточно сильный внутренний стержень, чтобы пойти против этого мощного течения и не изменить своим привязанностям и призванию.

Географы

Запомнились преподаватели географии Клавдия Ивановна Юркевич и Петр Евлампиевич (фамилию забыл). Но у Якобсона и тут всегда были проблемы. Помню, как его вызвали к карте мира на уроке географии и предложили показать Панамский канал. Со свойственной ему стремительностью Якобсон уткнулся носом куда-то в Южную оконечность Африки. Класс засмеялся. Впоследствии Толя очень злился, когда я иногда напоминал ему об этом эпизоде. Говорил, что ему послышался Суэцкий канал (все равно не на юге Африки, отвечал я), что нечего делать из него дурака и пр.

Английский язык. Григорий Яковлевич Дорф-Шустер

Английский язык тоже не входил в интересы Толи. Занимался кое-как. Впрочем, тогдашний характер и объем преподавания этому только способствовал. Помню, когда к нам в школу привели английскую делегацию и меня, круглого отличника, представили им, я только растерянно повторял sorry. Это сейчас я без проблем в одиночку совершаю деловые поездки в США, выступаю с докладами, отчитываюсь по контракту в Сандийской лаборатории, где среди партнеров нет ни одного русскоговорящего, и контракт продлевается, а сумма повышается и т.д. Причем никогда не жил за рубежом. Пишу, кстати, эти строки в самолете Солт-Лейк-Сити – Нью Йорк,. Возвращаюсь в Москву после двухнедельной командировки, начал с Чикаго, потом был Альбукерке. Спокойно общаюсь с соседями и бортпроводниками. А тогда-а-а… Что уж тут говорить о Толе. Впрочем, мы все (Толя тоже) только добрыми словами вспоминали наших учителей Лидию Кондратьевну и Таисию Федоровну. Обаятельные женщины, делали все, что позволяли обстоятельства. Лидия Кондратьевна казалась нам просто красавицей. Так оно, наверное, и было.

Все изменилось в десятом классе. К нам пришел Григорий Яковлевич Дорф-Шустер (1922 - 2010). О нем много источников в Интернете. Молодой блестящий педагог, недавний фронтовик (фото 9). Встретил войну в 1941 г. в армии рядовым красноармейцем, прошел все ступени до капитана, помощника начальника штаба полка в 1945 г. Окончил экстерном ИнЯз в 1948 г. и филфак МГУ.

Григорий Яковлевич (мы его звали "Дорф") – обаятельный, еще один харизматичный лидер, увлекший нас английским языком, прививший желание говорить. Именно он заложил в меня и некоторых моих одноклассников основы будущих успехов в овладении английским.

С Якобсоном и здесь все было не так. Дело в том, что Толя курил с детства, причем много. "Дорф" же, с одной стороны, не скрывал, что тоже завзятый курильщик, и ученики видели, как он курит в школе, а, с другой, яростно боролся с курением учеников в школе. Любил совершать внезапные набеги на туалеты. Влетает однажды, застает там курящего Якобсона. Растерявшись, Толя прячет сигарету за спину. Оттуда идет дым и даже искры. Ротштейн был свидетелем.

"Откуда у тебя дым, Якобсон?" – кричит "Дорф",

"Короткое замыкание, Григорий Яковлевич!" – мгновенно реагирует Толя.

"Дорф" пытается забежать Толе за спину, Якобсон же быстро крутится перед "Дорфом" так, чтобы все время оставаться к нему лицом, пока ему не удается загасить и незаметно спрятать сигарету. "Дорф" раздраженно уходит без вещественных доказательств...

Дудников откликнулся на инцидент дружеским шаржем "Короткое замыкание" (рис.10).

Не помню, обращался ли "Дорф" к нам на Вы, или только на ты, возможно, по ситуации.

Толя не мог перенести, как он говорил, такой двуличности Дорфа-курильщика. Но главным было ограничение свободы Толи, как он ее понимал, безотносительно к правилам школьного распорядка. Думаю, такая вольная трактовка представлений о приоритете собственной свободы, безотносительно к правилам, принятым в обществе, была характерна не только для Якобсона-школьника, но и всю его последующую жизнь. Примеры будут ниже.

Якобсон терпеть не мог "Дорфа", а заодно и уроки английского. Толя пытался приклеить "Дорфу" кличку "глиста на цыпочках". "Дорф" был строен, худ и очень высок. Но кличка не прижилась, поскольку школьники к "Дорфу", в основном, слишком хорошо относились. Не любил "Дорфа" и Володя Ротштейн, тоже завзятый курильщик с детства. Несмотря на этническую идентичность с "Дорфом", Володя и Толя поругивали "Дорфа" при любой возможности. Пытались утверждать, что "Дорф" из "органов" и вербует осведомителей в наших классах. Сквозь зубы, но оба признавали за "Дорфом" педагогические способности. А английским так оба толком не овладели, и курить не бросили.

Зато многие, включая автора этих строк, встречались с "Дорфом" до самой его смерти, благо преподавал он в 112 школе нашего же района. Мне доставляло удовольствие говорить с "Дорфом" по-английски, но он всегда отвечал по-русски.

Историки

В 10"А" классе замечательно вёл историю очень увлекавшийся ветеран школы Аркадий Николаевич Ильинский, за бородку клинышком прозванный уважительно "Козлом". Он был преподавателем педвуза, а в школе лишь проверял свои представления, как учить будущих учителей. Писатель Леонид Волков вспоминает. "Историком был высокий сухощавый старик из дворян, чуть ли не граф, Аркадий Николаевич Ильинский. Темное породистое лицо с крупным орлиным носом - лицо Ивана Грозного с картины Репина - завершала козлиная бородка. А начинался урок и класс замирал. Над Козлом подтрунивали и уважали его, и даже любили". Конституцию СССР давал Филамафитский. Конфликтовал ли с ними Якобсон, пусть расскажут ученики "А" класса.

В 9-м классе к нам в "Б" пришла преподавать историю Иветта Николаевна Фалеева4, кажется, сразу после окончания университета. "Иветта", как мы ее прозвали с оттенком некоторого легкомыслия. Обаятельная миниатюрная особа 1927 г.р.

Несмотря на очевидную молодость "Иветта" смогла установить контакт со школьниками, немногим младшими её и выше ее ростом, и завладеть нашим вниманием на уроках. Никаких ЧП на них не происходило.

Военрук

Леня Ипполитов вспоминает, что в том же году к нам военруком пришел бывалый десантник Буйнов. Страстно мечтавший о небе, он организовал в школе парашютный кружек и добился того, что несколько его учеников, не достигших 17-18-ти летнего возраста, реально совершали парашютные прыжки с самолета. За это у него были большие неприятности от родителей школьников и о дальнейшей его судьбе мы сведений не имеем.

Фетинья Алексеевна Пухова

Наш четвертый класс был отдан Фетинье Алексеевне Пуховой (за глаза мы ее называли с почтением "Фетинья"). Ей было тогда 25 лет. Как преподаватель русского языка и литературы и, главное, наш классный руководитель "Фетинья" довела нас до аттестата зрелости. Семь лет! Мы выросли на её глазах. Пришли 10-11-летними в конце 1946-го, а вышли 17-18-летними в июне 1953-го. За эти годы ей пришлось решать множество больших и маленьких проблем с каждым из нас и нашими родителями. Классный родительский комитет был очень активен всё это время.

Конечно, "Фетинья" сыграла большую роль в жизни каждого из нас, включая Якобсона. Ей это удалось, потому что она нас искренне полюбила и по-своему жила жизнью каждого из нас, радовалась нашим успехам, переживала наши неудачи. Как могла, помогала нам. Я, например, в выпускном сочинении выбрал тему о Маяковском и умудрился пропустить слово "нашей" в известном высказывании Сталина. Но был уже июнь 1953 г., Сталин умер, времена менялись, и "Фетинье" удалось отстоять в РОНО мою золотую медаль. Я ведь все классы, начиная с третьего, прошел отличником, получил полный комплект Похвальных Грамот. Последствия Толиных "художеств" "Фетинья", по возможности, тоже сглаживала.

Фетинья Алексеевна вспоминает 135 школу и наш класс, как очень хорошую полосу в своей жизни, замечательный класс, очень повезло. Ходила в школу с удовольствием. Но многое пришлось выправлять в себе, как она сейчас сказала.

"Фетинья" приехала с Дальнего Востока, где, как нам казалось, только что окончила пединститут. Ее полную историю я узнал от Фетиньи Алексеевны только сейчас, просидев у нее целый вечер в декабре 2012 г. Родилась в деревне Пыжи Лиозненского района Витебской области. Начала учиться там в сельской школе, училась хорошо. Но все предметы вела одна учительница. Маленькой Фетинье этого было мало, и она переехала к старшей сестре в Витебск, где и окончила школу. Написала письмо в Ленинградский педагогический институт им. А.И.Герцена. Ей прислали приглашение, приехала в Ленинград, легко сдала вступительные экзамены на литературный факультет и с удовольствием стала учиться.

Началась война. Попала в блокаду. Зимой институт эвакуировали, вначале на Северный Кавказ. Немцы подошли и туда. Эвакуировали снова, теперь в Кыштым на Урал. Учеба не прерывалась, но мальчиков всех забрали в армию, а преподавателей осталось мало. К тому же пришлось работать на механическом заводе токарем-оператором. На заводе тоже не осталось рабочих. Юная Фетинья вытачивала, как потом выяснила, корпуса противотанковых гранат. А тогда это было секретом.

Институт все же кончила, с отличием. Шла война, везде не хватало учителей, поэтому распределение предлагалось на выбор. Поехала в Хабаровск к брату. Стала преподавать в рабочем поселке станции Сита. Однажды поехала в Хабаровск в КрайОНО утверждать работы, представленные к золотым медалям. Работы одобрили, а "Фетинья" очень понравилась заведующей школьным отделом. "Фетинью" назначили школьным инспектором КрайОНО. Проработала около двух лет, объездила весь край от глухих селений до всех городов. С усмешкой вспоминает, как она, девчонка, приезжала с инспекциями.

Очень подружилась с женщиной – методистом Института усовершенствования врачей и ее семьей. Те, не без умысла, познакомили "Фетинью" с офицером Даниилом Марковичем Козловским. Замысел удался, "Фетинья" вышла замуж и очень счастливо прожила с ним до самой его смерти году в 2005. Где служил Даниил, Фетинья не знает – это тоже было секретом. Даниил был инженером-конструктором. Война окончилась, Даниил демобилизовался, и они вместе уехали в Москву к матери Даниила.

Поселились у свекрови в коммунальной квартире на Тверском бульваре. Я помню, как мы потом приходили туда по праздникам поздравлять "Фетинью" с подарками, заготовленными родительским комитетом. Свекровь работала в "Известиях" и воспользовалась своими влиятельными знакомыми, чтобы устроить "Фетинью" в элитную, как теперь бы сказали, школу #135. "Фетинья" сразу поняла все свои пробелы в образовании и перед каждым школьным занятием стала ходить на лекции и консультации в Центральный институт усовершенствования учителей. И так все годы с нами. Получила высшее образование повторно, с самого начала и очень добросовестно. Гордится тем, что все работы, представленные ею на золотые медали за все годы преподавания, были утверждены.

Семья Даниила была советской, вспоминает Фетинья Алексеевна. Даниил был убежденным коммунистом. И он, и "Фетинья" всего добились благодаря советской власти. Они с "Фетиньей" очень переживали, что их старший сын Вова7, журналист, уехал в США и сделал там карьеру в 90-ые годы на антисоветских публикациях. Теперь, правда, это стало неактуальным, Вова потерял работу и живет на маленькую пенсию, где-то "в лесу" недалеко от Нью-Йорка. А другой сын, Леша в Сиднее, в Австралии, правда, звонит каждую неделю. "Фетинье" очень одиноко, живет на пенсию (20 000 руб), ее обслуживает социальный работник.

Мы были ее первым выпуском. А класс попался очень непростой. Я опишу ниже лидеров класса, наши яркие личности, многие из высокообразованных семей. Родители с недоверием, а некоторые даже с протестом (кажется, и моя мама) встретили назначение в класс столь неопытной молодой женщины из далекой провинции. "Фетинья" заменила в середине 4-го класса Екатерину Михайловну Смиренскую (см. фото 1) – опытного педагога начальных классов.

Я и раньше думал, что "Фетинья" напряженно занималась самообразованием все последующие 7 лет и тщательно готовилась к урокам. На самом деле, как уже сказал, все было еще серьезнее. И уроки ей удавались. Хорошее взаимопонимание с родителями установила тоже достаточно быстро. Полагаю, у "Фетиньи" было призвание педагога от рождения.

Социальный состав класса был крайне неоднородный. Микрорайон школы – это Моссоветовская сторона ул. Горького (теперь Тверская) от площади Пушкина до Охотного ряда. И до улицы Герцена (Б.Никитская). Тогда там жили руководители страны и города. В классе, где я был пионервожатым, учились сын Председателя Совмина РСФСР и внук Л.М.Кагановича. По моему предложению, внук привел к нам как-то деда на слет пионерской дружины. Устроили слет по этому поводу в Доме Архитектора.

А у нас с 9-го класса учился сын министра внешней торговли СССР. И тут же дети из малообеспеченных семей микрорайона. Тогда это, кстати, никого не удивляло. "Фетинья" должна была находить общий язык со всеми. И в этом она тоже преуспела.

Вспоминая всю свою жизнь, Фетинья Алексеевна выделяет наш класс. Больше такого не было. А когда она переехала к Речному вокзалу на ул. Лавочкина, то уж вообще ничего похожего в ее новой школе не оказалось. Мельче пошла жизнь, - сказала она.

Я был у Фетиньи Алексеевны, предварительно созвонившись, два раза в конце 2012 г. Телефон мне дал Витя Кларов, который с ней иногда перезванивался. В октябре я занес "Фетинье" текст своих воспоминаний, отпечатанный крупно, шрифтом 14, попросив ее прочитать и сделать замечания. А в конце декабря пришел на весь вечер. По-видимому, Фетинья Алексеевна не читала мой текст: то ли ей было трудно читать, то ли забыла. Поэтому я стал задавать вопросы, а она охотно и подробно отвечала, и тут же возникали новые вопросы. Память прошлого у Фетиньи Алексеевны оказалась великолепной. Я записывал, а дома вставил в текст своих воспоминаний все, что узнал.

А 8 февраля 2013 года Фетинья Алексеевна умерла, в возрасте 91 года. В последнее время она не выходила из квартиры. Ее обслуживал социальный работник. К сожалению, мы не оставили этой женщине своих телефонов. Никого из нас не было на похоронах "Фетиньи". Фетинья Алексеевна была последним живым человеком, к которому я обращался на "Вы", а в ответ слышал "ты". Так было и при наших последних встречах. А теперь остались только очень теплые, светлые и благодарные воспоминания.

---

1) http://www.proza.ru/2009/05/26/950 (Все примечания кроме специально оговоренных – Г.Э. Нормана)

2) http://kvartet7v.narod.ru/S01-SmaragdovNN.DOC

3) http://ria-stk.ru/mi/adetail.php?ID=8302

4) Иветта Николаевна Фалеева родилась 13 июня 1927 года в Москве. Отец:  Николай Иванович Фалеев- русский поэт, писатель, драматург, публицист; офицер, общественный и политический деятель, ответственный редактор "Известий ВЦИК". (см. Фалеев, Николай Иванович — Википедия); мать  Мина Михаиловна Полонская. Иветта Николаевна окончила исторический факультет МГУ, преподавала историю в школе #135 в Москве, где учился Анатолий Якобсон. Была его учительницей в 9-ом классе. С тех пор они стали друзьями. С 1963 по 1966 г. работала заведующей фильмотекой Октябрьского района. На летней конференции учителей 1965 г. она познакомила Якобсона с директором Второй школы Овчинниковым Владимиром Федоровичем с целью устройства Анатолия Александровича на работу. Владимир Федорович сначала не очень хотел брать Якобсона, т.к. знал, что он (как высказался Овчинников)  контра. На что Иветта Николаевна возразила: "Я же не предлагаю вам давать ему 10-е классы, а только 8-е". Этот довод сделал свое дело, и Владимир Федорович, поговорив с Якобсоном, предложил ему вести историю в 8-х классах и дополнительно уроки литературы по собственной программе Якобсона.  С 1966 года Иветта Фалеева работала в институте Международного рабочего движения. (Прим. Ирины Пастернак).

5) Фото любезно предоставлено Иветтой Николаевной Фалеевой (Прим. А. Зарецкого)

6) Фото любезно предоставлено Владимиром Козловским (Прим. А. Зарецкого)

7) Владимир Даниилович Козловский – один из самых популярных журналистов "русской" Америки. Родился в 1947 г. в Москве, закончил Институт восточных языков при МГУ (ныне ИСАА) по спец. "История Индии", учил хинди, урду, бенгали, санскрит. Работал переводчиком с английского, хинди и урду в КМО СССР, ЦК КПСС, Союзе советских обществ дружбы и т. д. Закончил аспирантуру Института Востоковедения АН СССР по специальности "Идеология раннего сикхизма". Участник диссидентского движения. Уехал в США в 1974 г. Живет в Нью-Йорке. Преподавал русский в Корнельском ун-те, советские субкультуры в Йейле, индийские религии в ун-те штата Юта в Солт-Лейк-Сити. Изучал советологию и русскую историю в аспирантуре Йельского ун-та, закончил аспирантуру Нью-Йоркского городского ун-та по политологии. Перевел на русский: "Россия при старом режиме" Ричарда Пайпса, "Капитализм и свобода" Милтона Фридмана, "Бухарин и русская революция" Стивена Коэна. Автор книг "Неподцензурная русская частушка", "Собрание русских воровский словарей" в 4 томах, "Арго русской гомосексуальной субкультуры". С 1979 г. - корреспондент русской службы Би-би-си, 1980-81 – завотделом печати в газете "Нью джуиш таймс" в Нью-Йорке, с 1983 по 2010 - обозреватель "Нового русского слова", с 2011 – ежедневника "Репортер" (Нью-Йорк). Корреспондент "Панорамы" (Лос-Анджелес), "Русской рекламы" (Нью-Йорк и Чикаго), "7 дней" (Чикаго), радиостанций "Давидзон", "Все" и "Народная волна" (Нью-Йорк), с 2001 г. политический комментатор телекомпании RTVI. В 1990-х – нью-йоркский корреспондент "Аргументов и фактов", "Коммерсанта-Daily", "Сегодня", "Времени новостей", "Санкт-петербургских ведомостей", "Мегаполиса-экспресса", журналов "Столица" и "Фас". В 2000-х печатается в нью-йорскских "Еврейском мире", "Давидзон газете", RUNYWeb, в израильских "Вестях", московских "Комсомольской правде", "Новой газете", "Совершенно секретно", "Новом времени". Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=4668 (Прим. А. Зарецкого)