2 февраля 2013 г. прошла встреча выпускников 135 школы 1953 года по случаю 60-летия окончания школы. Были 8 человек из "А": Юрий Брегадзе, Аким Гурни, Виктор Кларов, Виктор Полукаров, Евгений Ушаков, Валерий Храпченко, Юрий Цеханский и Валерий Шумилов (Волик Лопатин отсутствовал по болезни) и 7 из "Б" класса: Феликс Айзин, Юра Бедрицкий, Евгений Дудников, Леонид Ипполитов, Эрик Норман, Владимир Ротштейн и Александр Титенков (Сергей Мурахин и Борис Семенов отсутствовали по болезни, Станислав Жизняков читал лекции в Минске, где он работает теперь, Женя Розенфельд улетел к внукам в Нью Йорк). Мы собрались у здания школы, там теперь одно из многих помещений Высшей школы экономики. Витя Кларов заранее оформил пропуска, и полчаса мы пообщались в одном из учебных классов. Затем отправились в чебуречную "Семен Семеныч" рядом, Малый Гнездниковский 12, и провели там несколько часов.

Предыдущая встреча состоялась 10 мая 2003 г. по случаю 50-летия окончания школы. Инициатором возобновления традиции был Витя Кларов из "А". Даже всем изготовил памятные медали. Из своего класса собрал человек 10. Из "Б" класса были: Феликс Айзин, Женя Дудников, Лёня Ипполитов, Стас Жизняков (специально приехал из Минска), Сергей Мурахин, Эрик Норман, Володя Ротштейн, Саша Титенков (жёны не пустили Розенфельда и Бедрицкого, обязали работать на даче, перевозить семьи и пр.), а также ушедшие из школы до 9-го класса Лёня Кряквин, Анатолий Лабазов, Вадим Пучков. "Б" собирал я, поскольку являюсь держателем всех контактов.

20-летие выпуска мы отметили в феврале 1973 г. На нем был и Якобсон.

Встреча 2 февраля 2013 г. очень активизировала наши контакты. Я получил различные материалы и составил презентацию на 74 слайда, которую показал на встрече.

Краткое введение

Я пришел в школу № 135 в начале 1946 года в третий класс. Наши школьные 1943-1953 годы пришлись на период раздельного обучения, которое ввели после начала войны, а отменили вскоре после смерти Сталина. В классе были только мальчики. Всех стригли наголо до 6-го класса.

Якобсон считался отчаянным хулиганом, и по этой причине я с ним не общался первые годы. Мне так казалось до сих пор. Однако в январе 2013 г. Стас Жизняков прислал забытую мною фотографию 4 "Б" класса, сделанную осенью 1946 г. (фото 1).

На ней мы с Толей дружески стоим рядом (фото 1а). Приходится признать, что взаимная симпатия возникала уже тогда.

Родители и родные Якобсона (смерть отца в 1947, дядя Сёма и мать)

Не помню, чтобы Якобсон как-то упоминал при мне дядю Сёму и даже своего отца. Мне лишь кажется, что его отец был издательским работником. Татьяна Сергеевна была культурным человеком, владела прекрасной русской речью. Кажется, она была из семьи состоятельных рижских евреев. Во всяком случае, в детстве, до революции Татьяну Сергеевну возили в Каир на лечение. Похоже, что заболевание почек ее внука Саши было наследственное.

Но никакой близости с Татьяной Сергеевой не установилось ни у моей мамы, ни у меня, хотя я часто заходил к ним потом домой. Со своим сыном Татьяна Сергеевна откровенно не справлялась. Моя мама встречалась с ней на родительских собраниях и говорила, что Татьяна Сергеевна вела себя совершенно неадекватно ситуации. По моим впечатлениям, мать не была для Толи авторитетом. Якобсон рано повзрослел и физиологически, и психологически.

Толя, напротив, сблизился впоследствии с моей мамой. Он мог забежать к нам домой, даже если меня не было дома, поговорить и даже посоветоваться с моей мамой. Мама разрешала ему стать у окна и курить в форточку. А у нас никто никогда не курил. Мама стала очень хорошо относиться к Толе с седьмого-восьмого классов, хотя и о первых впечатлениях не забывала.

Война и эвакуация

Якобсон не обсуждал при мне этот период своей жизни. Я сам в эвакуации не был. Дядя, лихой офицер-железнодорожник отступал по Белорусской дороге. Запретил нам эвакуироваться, заверив еще в октябре 1941 г.: "мы Москву не отдадим, в Армии такое настроение".

Всю войну я провел с мамой, тетей и кузиной (1940 г.р.) в Москве. При этом с весны и до поздней осени уезжали на дачу в Малаховку, чтобы не попасть под бомбежки. Жили-то мы в центре Москвы. Зимой бомбы таки падали рядом с домом пару раз. Запомнил на всю жизнь. А дача была служебная, в пустовавшем небольшом поселке, принадлежавшем организации моего отца.

Мама не отдала меня в школу, они с тетей чему-то меня учили сами, а зимой занимался дома.

Домашняя обстановка, финансовое положение семьи

Толя жил с матерью Татьяной Сергеевной в одной комнате большой коммунальной квартиры на первом этаже трехэтажного дома дореволюционной постройки. Комната была заставлена, поэтому не помню, какой она была формы. Скорее всего, ближе к квадратной. Комната казалась огромной и состояла из трех частей. Дверь из коридора открывалась в угол общей прихожей-столовой-гостиной, которая была влево от входа и занимала переднюю половину комнаты с первым окном. Задняя половина, была разделена книжными шкафами на спальню Татьяны Сергеевны у глухой стены справа и "кабинет" Толи со вторым окном, тоже смотрящим на Хлыновский тупик. Книжные шкафы стояли и вдоль стены "кабинета", все заполнены книгами. Среди книг было много антикварных. Мебель производила дореволюционное впечатление, никогда не реставрировалась. Теперь я понимаю, что материальное положение Толи с мамой было достаточно стесненным.

На рис. 2 сохранившийся листок сбора денег на подарки учителям.

Судя по фамилиям, это 7 "Б" класс. Взнос отражал как достаток, так и отношение к учителям. Половина учеников внесла по 10, Якобсон – 5 руб. Но были и те, кто внес меньше, или вообще ничего.

Жильцы давно уже отселены из Толиного дома. Теперь там только офисы, евроремонт, надстроен четвертый этаж, охрана на входе. Заглядывал как-то в Толины окошки – ничего общего. В доме напротив было помещение от редакции газеты Гудок. Теперь там кафе "Есенин".

Окрестности Хлыновского тупика

В конце тупика, совсем рядом с Толей находилась школа-семилетка 123. Толе, по правилам, следовало поступать туда. И то, что он был принят в первый класс в 135 школу, к тому же зачислен в "А" класс, говорит о достаточно высоком социальном статусе его отца в 1943 г.

А школа 123 пользовалась дурной репутацией. Это уже в конце 1980-х новый директор превратил школу 123 в десятилетку и замечательный театральный лицей, собиравший таланты со всей Москвы и гремевший на весь город. А тогда школа 123 считалась источником хулиганья. В Хлыновском и его окрестностях было много перенаселенных коммунальных квартир, много шпаны. Но не все было так плохо в Хлыновском тупике.

В соседнем с Толей доме жил Феликс Айзин, который окончил школу 123 и поступил к нам в 8-й "Б" класс. Он дает несколько иную картину в письме, которое прислал мне, прочитав мой текст. Даёт сравнение и со 135-й школой. Привожу его воспоминания без изменений.

"Школа № 123 была обыкновенной советской школой без родительского отбора и той благочинной обстановки, которая присутствовала в 135 -й школе. И учителя были неплохие, многих из них мы помним до сих пор. Кстати Игорь Болотин (будет в нашем 8 "В" классе) тоже учился там. Это была школа, в которой учился народ из ближайших домов, в которых царил дух послевоенных лет с его блатной вольницей, вперемежку с детьми из старомосковских семей и новоявленных москвичей. Были, конечно, эксцессы и в школе: помню, как загромождали партами дверь в класс, чтобы учителя не могли войти. Но у наших учителей хватало мудрости не устраивать серьезных разносов. Они же пробуждали у нас интерес к литературе и поэзии. Это с подачи моего классного руководителя я открыл для себя Маяковского и настолько проникся его лесенкой стиха, что стал выступать не без успеха с чтением его стихов и даже участвовал в 1950 году (20 лет со дня смерти поэта) во всесоюзном конкурсе на лучшее исполнение стихов Маяковского. Тогда в те годы, катаясь на лодке по Патриаршим прудам и сталкиваясь с лодками, в которых сидели девочки, я мог запросто получить в ответ: "Перестаньте хулиганить! Лучше читайте своего Маяковского".  До сих пор вспоминаю выпускной вечер 123-й школы с веселыми выступлениями, замечательной радиогазетой, походом и танцами в женской школе на Большой Бронной и гуляньями до утра по Тверскому бульвару. 135 -я школа была замечательной, но выпускного вечера я не помню. Вот такая была эта "хулиганская" школа №123".

Феликс Айзин тоже занимался боксом и с восьмого класса стал заходить к Толе домой, где они с энтузиазмом боксировали, не жалея друг друга. Думаю, оба занялись боксом, чтобы постоять за себя в хлыновской жизни.

В Хлыновском тупике Толе приклеили прозвище "муссолини" ("мусолино"), по-видимому, за некоторое внешнее сходство с карикатурами на Дуче и полноту. Я не помню Толю худеньким. Прозвище его обижало – мог полезть в драку. Но перешло и в школу. Друзья никогда им не пользовались. Чаще звали его по фамилии, иногда Копчик, Сон или по имени, Толя, Тошка. Прозвище тянулось за ним всю его хлыновскую жизнь. Однажды, уже будучи учителем, жаловался: иду по Хлыновскому, вдруг какой-то маленький пацан кричит мне в спину: - мусолино, и скрывается в подворотне, довольный гневом Толи. Уж он то откуда знает? – возмущался Толя.

---