Многоуважаемый Александр,
Не называю Вас по отчеству, во-первых потому что не знаю его, а во-вторых потому что совершенно отвыкла от его употребления – полагаю, что вы – тоже. Как бы там ни было, я сердечно благодарю Вас и за проделанную присланную мне книгу и за то, что Вы и Ваши друзья её создали. Страдальческая судьба Толи и его вклад в современную русскую литературу и в мораль гражданского (сильно пострадавшего) общества перешла таким образом из фольклора в письменную литературу и теперь уже не затеряется в зыбких коридорах человеческой памяти. Большое Вам и всем вам спасибо за это.
Я очень хорошо помню Толю, в том числе и внешне и цифра 75 как-то ощущается абстрактно. Толя часто бывал в нашей (испанской) редакции издательства «Художественная литература». Кроме нашего, начальства В.С. Столбова нас было всего несколько женщин, и Толя с нами делился многими своими переживаниями, особенно тогда, когда он с нетерпением и тревогой ждал разрешения на выезд в Израиль.
 |
| Издательство «Художественная литература». Редакция литератур стран Латинской Америки, Испании и Португалии. Слева направо: Валерий Сергеевич Столбов, Лилиана Бреверн, Альба Шлейфер и Галина Полонская (1966 г.?)2 |
Тогда ведь считалось, что сын его нуждался в операции, и мы всей редакцией тоже с нетерпением ждали разрешения на выезд. Однажды Толя пришёл к нам с сыном. Мальчику тогда было лет шесть; все наши женщины старались ему угодить, а Толя сказал: «Послушай Эмбрион, прочти нам какие-нибудь стихи, ну Блока например». Мальчик задумался, опустил голову и сказал: «Знаешь, мне что-то не хочется Блока, я лучше Мандельштама почитаю – и мы услышали: «Мне на плечи кидается век-волкодав…» Это был голос взрослого человека, понимающего, что сулит ему эта встреча с судьбой…
Когда Толя уехал мы все с тревогой следили за его судьбой и с большой радостью узнали, что мальчик не только не опоздал на операцию, но и что она ему совсем не нужна.
Через два года после Толи уехала и я. Когда я уезжала Мария Сергеевна Петровых подарила мне книжку своих стихов с жизнеутверждающей надписью: «Галя, верьте в себя всегда» и передала книгу для Толи. Я поселилась в Хайфе; в Тель-Авиве жили мои родственники (все наши родственники с 20-х годов жили в Израиле) и в эти дни, когда я ещё не знала ни языка, ни города, тель-авивский дядя проводил меня на какой-то вечер в Тель-Авиве (не то посвящённый Лорке, не то ещё что-то), где, мне кажется, все говорили по-русски. С Толей мы, очевидно, договорились о встрече по телефону – я этого совсем не помню – но очень хорошо помню как я вошла в небольшой зал, полный публики, все говорили, переходили от одной группы к другой - наверное, многие впервые встретились в Израиле. Толя, очень оживлённый, подбежал ко мне и сказал: «Вот ведь сразу видно, что Вы – репатриант, а я вот – эмигрант». Вскоре мы встретились во второй раз, - уже в Иерусалиме, где у меня тоже жили родственники, и муж моей тёти проводил меня в новую квартиру Толи в недавно отстроенном квартале Иерусалима Неве-Яков, я быстро научилась говорить на иврите, но тогда ещё совсем не умела, - значит это было тогда же, в самом начале, т.е. весной 1975 года. Комната, в которую мы вошли, была ещё совершенно пустая; она запомнилась мне ярким солнечным светом, светлыми стенами и какой-то радостной атмосферой. У стены на полу лежал рюкзак и ещё какая-то вещь, кажется гимнастёрка. И Толя радостно и с гордостью сказал: «Вот я вернулся из армии только-что».
До вчерашнего дня, который я просвятила чтению Вашей книги, я не знала, что Толя не служил в армии, а просто посетил там кого-то. Но ему явно было приятно и то, что он там был, и то , что был похож на содата. Однако тут же он заговорил о матери и сказал, что она в очень плохом состоянии. Радость слетела с его лица.
Больше мы с ним не виделись, но я много о нём слышала, узнала, что он связан с Иерусалимским университетом. Я не знала (вот теперь узнала из книги), что ему приходилось иметь дело с преподававшим там доктором (профессором м.б.) Д.Сегалом – они, кажется, не сработались, и мне понятно почему: через несколько лет я имела дело с Сегалом, решив делать диссертацию по фольклору; однако мне вскоре всё это очень надоело, с руководителем (Сегалом) у меня тоже не завязалась интеллектуальная дружба и я решила вообще оставить мысль о диссертации. Но мне легко понять, что Толя и Сегал не нашли общего языка, может прежде всего потому, что это были очень разные люди.
Я жила и работала в Хайфе, (в университетской библиотеке), но всегда была связь с Иерусалимским университетом и доходили слухи о Толе. Последнее дошло уже post factum.
Жизнь сама определила место для нового еврейского праведника, и Толя остался в Иерусалиме – теперь уже навсегда.
Ещё раз большое спасибо всем создателям этой книги и очень благодарю за то, что Вы мне её прислали. Приезжайте как-нибудь к нам.
Желаю литературных и других успехов всем бывшим соотечественникам.
С приветом Г.Полонская.
P.S. Уже после телефонного разговора с Вами я обнаружила в списке вложивших свою лепту в создание этой книги и свою фамилию. Если это действительно я, то в русском издании моя фамилия пишется так же как в России (Г.Полонская), т.е. с Г, а не с Н. и соответствующая грамматическая форма (кстати в качестве примера могу прислать Вам свою книжку – аж два тома – которую я выпустила здесь несколько лет назад – о моих «приключениях» в советской жизни, скорее о советской жизни через призму моей)3.
P.P.S. Если Н.Полонски в списке – не я, то не беспокойтесь, хотя и интересно знать кто это.
 |
| Галина Полонская. Фото 1950г.4 |
Ещё раз большое спасибо.
Галя П.
Отправляю письмо 5 XI 13.
