Тошу (так его и звали) я знал с детства. Знал его голос. Этот голос декламации и спора, громкий, доносился из-за стены. Там были две смежных комнаты наших соседей Тихомировых. А Тоша был одноклассником Миши Тихомирова.
В 1956-57гг. он при мне рассказывал соседям, как рабочие разбили и бросили в говно скульптуру Сталина.
В конце 1950-х я приставал к нему с только что опубликованными (в "Литературной газете") стихами Окуджавы.
Весной 1970 года я предложил себя в качестве участника "Хроники", увидев, что # 13 (может быть, путаю номер) был очень плох. Я только что снова стал жить в Москве (после изгнания из Тарту) и, кажется, уже устроился на приличную работу в библиотеке Института русского языка. О желании участвовать в "Хронике" я сказал Вере Лашковой, с которой только что познакомился. Но сказал, что моя задача в проверке фактов и такого рода работе, уж точно не в писании. И 30 мая на могиле Пастернака Вера передала мне бумажки и сказала: "Делай". И уж никаких возражений не слышала. Что и как ужасно я писал, прекрасно я сознавал. С какими словами и кому я отдал мной сделанное (попутно я добавил материалы, помню, про цензуру), не помню. Думаю, той же Вере. Но уже где-то в середине лета встретил на ул. Герцена, напротив дома, где жила его мама, Тошу. Прямо подошел к нему (мы были мало знакомы, см. его воспоминания) и как-то сразу возник разговор о "Хронике". Я уже знал, что он делает "Хронику". Прямо ему сказал, что это я писал (кажется) # 15.
Я не помню тошиных слов, наверное, это был фонтан проклятий. Но уж номер 16 (где-то в конце октября) я делал почти самостоятельно. И монтировал и т.п. Как мы работали вместе дальше я уже не помню. Но было взаимопонимание. Разумеется, - память подводит, - я не писал длинных текстов (например, о процессах самолетчиков), т.е. ничего такого, что требовало логики изложения и литературно-стилистических умений. И отвечал за фактическую сторону дела: поиски информации среди людей, москвичей и приехавших, в печатных источниках (вплоть до газет районных сибирских регионов), искал самиздат для аннотирования и всякое такое. Я сдружился с Тошей и его семьей (возможно, Майю я уже узнал по Фундаментальной библиотеке).
Тошку я видел и пьяным, и позёром, и в сомнениях, каким угодно. Добрым, ласковым, очень доверчивым.
Отрывочно (помню) чтение им "Хаджи Мурата" и Конст. Воробьева в 1973. В 1972 летом я почувствовал свою усталость от хроникальной работы. Но это иная история.
 |
| Габриэль Суперфин в конце шестидесятых |
