Александр Зарецкий. Расскажите пожалуйста о предках Виктора Иосифовича Левина, о его родителях.
Анатолий Левин. Семья была такая, насколько я слышал и знаю: мои прабабушка и прадедушка жили в Могилёве, не были богатыми людьми, и владели маленьким комиссионным магазином по продаже и покупке тканей. У них было 6 детей – 3 брата и 3 сестры. Одним из братьев был мой дед, отец моего папы. Одна сестра нигде не училась, очень молодая вышла замуж, родила детей и жила в Минске. И я её <как-то> видел.
Другая сестра работала в Москве бухгалтером на каком-то предприятии всю свою жизнь – 52 года она проработала там, и даже получила орден Ленина, за самотверженную работу. За годы работы у неё не было ни одного больничного листа
Ходила всегда пешком по проспекту Мира от дома до работы и обратно. На обратном пути заходила в букинистический магазин каждый день и покупала одну книжку. И у неё собралась очень классная библиотека, которая была полностью разворована, когда она одна умерла.
Третья сестра, тоже перехала в Москву, и к тому моменту, когда я их знал немного, она была профессором химии в МГУ.
Братья. Один был моим дедом, он был довольно крупный инженер-строитель. Работал заместителем начальника строительства (по стройматериалам) высотного здания министерства иностранных дел в Москве. И это было первое здание, насколько мне известно, в Советском Союзе площадь основания которого практически совпадала со строительной площадкой, то есть оно строилось с колес.
Рядом же был Арбат и Садовой кольцо…
Другой брат Григорий Яковлевич Левин был с 1923г. главным врачом Центральной клинической больницы железнодорожного транспорта им. Семашко. А третий брат, который рано умер, был крупнейшим специалистом по бетону и фактически всю Вторую мировую войну провёл в Америке, где изучал и закупал технологию изготовления <специального> бетона. У американцев была технология, которой в Советском Союзе не было.
Видимо, речь идёт о бетоне для строительства оборонительных сооружений и гидростанций.
Мой дед Иосиф Яковлевич окончил гимназию в Могилёве, где в свои гимназические годы ходил на революционные демонстрации <в 1905 г.>, был задержан полицией, и доставлен в участок, где ему выбили половину зубов. Высшее образование получил в Москве. В 1912 г. он жил уже в Москве, принимал участие будучи ещё молодым человеком в реконструкции Казанского вокзала, которая, по-моему, была в 1912г. И он также отвечал за строительство мостов внутренней московской кольцевой железной дороги. Там имелись небольшие мосты. Один был неподалёку от <нынешней> станции метро «Спортивная». Эта внутренняя железная дорога постепенно попала в черту города.
К 1919 году его энтузиазм по-поводу революции резко пропал. В партию большевиков он не вступал. Но прежние революционные заслуги ему помогали при продвижении по службе.
Женился он в 1907 или 1908 году в Могилёве. Его жена была из одной из самых богатых семей в Могилёве - Ревлиных. Её родители сбежали из России до революции 1917 г., но дело в том, что она сама категорически не хотела уезжать, хотела быть с Иосифом. Она вышла замуж, когда ей было 19 лет. Её родители были категорически против этого брака, и она с ними порвала. Они уплыли из России через Крым на пароходе, но к этому моменту её не было в живых. В 1914 году при родах второго её ребёнка долго не могли решить кого оставлять в живых – мать или дитя, и в итоге оба погибли. Это уже было в Москве, и моему папе тогда было 5 лет. Так что он сам не очень хорошо помнил обо всём случившемся.
Иосиф с женой жили в районе Сретенки в Москве в 1909 г., но рожать она поехала в Могилёв, поскольку там у неё было больше поддержки, там были лучшие врачи и всё такое прочее. Она пробыла в Могилёве 6-7 месяцев. Несколько месяцев до и после рождения. В документах у моего папы значилось, что он - Виктор Иосифович Левин - родился в Могилёве.
Иосиф был вовлечён в крупные строительные проекты, и семья жила неплохо. У них дома была приличная библиотека, была экономка-гувернантка – наполовину немка, наполовину эстонка. Её звали, по-моему Эмма, и её родным языком был немецкий, на котором она с моим папой разговаривала, поэтому папа к 16-17 годам очень хорошо знал немецкий. Английский - знал похуже.
<По характеру> Иосиф был довольно жёсткий человек, очень строгий, как мой отец. Было ли у него что-нибудь с экономкой я не знаю, но Иосиф больше никода не женился. Она у них проживала до момента их отъезда в Германию, и в то же время уехала в Эстонию.
Связь с родителями его жены была полностью потеряна, поскольку Иосиф их не любил, так как они были против его брака. Когда наступили тяжёлые годы в России <после революции>, их родственники приходили, экономка пускала их с чёрного хода без ведома Иосифа и кормила. Или во всяком случае он делал вид, что он не знает об этом.
Была ли у Иосифа склонность к изучению математики?
Наоборот, Иосиф считал, что математика – это не профессия.
Подводя итог: Иосиф Левин был крупный инженер-строитель, беспартийный, но с революционной биографией
Да.
Где учился Виктор Иосифович?
Он поступил в гимназию в Москве в 1916г., а затем учился в хорошей московской школе, которую и закончил. В его классе был один мальчик – очень сильный шахматист, поэтому папа был вторым в школе, а этот одноклассник впоследствие стал международным мастером, мастером всероссийского уровня.
Когда проявилось увлечение Виктора Иосифовича математикой?
Любовь к математике проявилась в старших классах, но, как я уже говорил, его отец обращал на это мало внимания, потому что он не считал математику профессией, он считал, что человек должен быть инженером.
Какой был уровень преподавания математики в школе, где учился Виктор Иосифович?
В целом школа была хорошая, несколько человек, которые её закончили стали более или менее известными учёными. Но когда он вернулся в СССР в 1938г., никто из них с ним не общался.
Бы ли в школе шахматный кружок?
В школе не было никакого шахматного центра, там были три человека, мой папа, его приятель (будущий мастер) и ещё один мальчик, который неплохо играл. И они все без конца играли там в шахматы. Тогда Дворцов пионеров не было никаких.
Мой отец имел определённый шахматный талант, потому что в молодые годы он играл на уровне среднего кандидата в мастера, что в то время было совсем неплохо. Я обыграл его в первый раз, когда мне было 14 лет и у меня уже был первый разряд по шахматам, и я его в блиц начал обыгрывать потихоньку. Он говорил мне, что он гораздо слабее играет, чем, когда был в Германии.
Как Виктор Иосифович относился к другим школьным дисциплинам (литература, изобразительное искусство, музыка)?
Он очень любил живопись и, кстати, неплохо рисовал карандашом, в основном, он в детстве занимался рисованием. У меня есть один его рисунок – бессюжетный. У них дома была небольшая статуя Гаруспика1 (древнего жреца), который стоит в спадающих одеждах. Отец изучал и знал латынь, он мог некоторые тексты читать по латыни.
Список языков, которыми владел Виктор Иосифович, включал немецкий, английский, латинский, …
И он понимал по-французски, правда, читать по-французски мог с трудом. Немецкий у него был, как родной, особенно после жизни в Германии. А английский он хорошо знал, конечно, после Кембриджа, но такого же чистого национального правильного произношения как на немецком у него не было. Но читал он <будучи в Кембридже> очень много по-английски, поэтому у него словарный запас был очень большой.
Отношение к литературе?
Что касается литературы, он читал много. У нас дома было много английских и немецких книг, художественных, полуисторических. По-русски он тоже много читал. Он любил классическую поэзию и знал довольно много стихов наизусть. Пушкина он не очень любил. Его любимым поэтом был Лермонтов, и многие его стихи он знал наизусть и читал мне.
Кроме Лермонтова любил А.К. Толстого:
«Князь Курбский от царского гнева бежал2, С ним Васька Шибанов, стремянный. Дороден был князь. Конь измученный пал. Как быть среди ночи туманной?» и.т.д.
Это о бегстве Курбского к литовцам от царя Ивана Грозного.
А Козьма Прутков?
Он его цитировал, эта книжка была в сфере его читательского положительного отношения
А кто был его любимым писателем?
Не уверен, что он прозой сколь либо серьезной интересовался. Я знаю, что он не любил Льва Толстого (и я тоже с его подачи). Он не любил писателей без или с ослабленным чувством юмора.
А Исаак Бабель?
Книга Бабеля были у нас дома и он её читал. Но у меня с отцом на литературные темы не было практически разговоров никогда. О поэзии - были.
Какого рода разговоры о поэзии?
Мы обсуждали что кому нравится в тех или иных стихах. Он «техническую» сторону поэзии очень уважал, поэтому он так любил Лермонтова, потому что у него всё в порядке. К Маяковскому он относился безразлично. Пастернака он мне много читал, а Ахматову нет. Блока он очень любил. У нас не так много с ним раговоров было, которые случались в основном в поездках, в поезде и т.д. Так чтобы дома сесть и говорить про поэзию – это не получалось.
У отца было много книг об изобразительном искусстве швейцарско-итальянского издательства «Skira»3. Оно было ведущим издательством, до того как появилось электронное печатание. У этого издательства были две знаменитых серии: «Большая» и «Малая». В серию «Большая Skira» входили книги достаточно большого формата, каждый том был посвящён определённому художнику. Серия «Малая Skira» с книгами небольшого формата повторяла «Большую» но с частично другим составом художников. Поскольку папа покупал много книг в букинистическом магазине – там его знали, ему там откладывали. Книг серии «Большая Skira» у нас было штук 30, а может и больше. Были книги и из «Малой» серии. Я любил рассматривать эти книги в детстве, но потом потерял совершенно интерес к живописи.
Отец очень интересовался историей. Читал много книг по-немецки. У нас было несколько книг на латыни, он иногда их смотрел.
Он любил решать на первый взгляд бессмысленные математические задачки не связанные с работой, для удовольствия. Немножко со мной занимался, но большую часть времени, когда был дома он просто читал что-то.
Какие ещё книги любил читать Виктор Иосифович?
Мы читали с ним вместе английские детективы довольно бесполезные в довольно большом числе. Его любимым автором, как впрочем и моим, стал Peter Cheney4, который писал с конца 30-х годов до конца 50-х. У него есть 33 книжки. Три группы книг – разные детективы: «Офицер FBI в Америке» (серия из 10 книг), какая-то европейская разведка (там тоже был свой главный герой), и ещё какая-то серия. Peter Cheney был писатель с юмором. Поскольку папе было известно, что я лентяй и ко всему серьёзному отношусь с ленностью, он считал, что читать детективы неплохо, потому что мой английский язык от этого улучшается.
Как сильно у Виктора Исифовича была развита память?
С памятью у него дела обстояли неплохо, но сказать, что она была у него феноменальной – нельзя.
Виктор Иосифович был правша или левша?
Он был правша.
Обычно выдающиеся учёные должны обладать двумя качествами: остроумием и усидчивостью. Был ли Виктор Иосифович усидчивым?
У него было очень хорошее чувство юмора – это факт. Был ли он усидчивым? Я видел его много раз сидящим и пишущим какие-то статьи, но я не знаю на самом деле, поскольку я стараюсь быть объективным, насколько он высоко стоял, <как математик>. Ясно, что у него был большой талант и хорошее математическое образование, но это образование было из Тринити Колледжа и от Hardy и Littlewood, оно было очень и очень классическим. И когда он приехал в Москву в 1938г. , там самые серьёзные математики, включая Колмогорова, занимались вещами более на тот момент современными. Я не знаю, как оценить его уровень как учёного математика. Наверное, он был неплохой учёный, но я думаю, что многим он уступал.
Как Виктор Иосифович закончил школу?
Он закончил среднюю школу хорошо, и Техническое училище – тоже хорошо. Он и в Берлинском Университете брал много курсов и успешно. Его научный руководитель был математиком мирового уровня и дал Виктору Иосифовичу очень хорошую характеристику для Харди.
Интересовался ли Виктор Иосифович религией?
Он интересовался религией и довольно много про неё знал, но никаких верований не имел. Он был не атеистом, но был агностиком.
Как он относился к своему еврейству?
Более-менее безразлично. Он много знал на эту тему, как и на многие другие, но разговаривал об этом с очень небольшим интересом. Он имел, как бы европейское отношение к этому делу. Если каким-либо образом заходил разговор об этом, то он мало кому уступал в знании каких-то фактов, но ни разу я ни слышал хоть какого-то слова, которое можно было отнести к вере. Хотя он многое рассказывал мне про историю еврейского народа: кто, когда и с кем воевал, кто когда пришёл, кто когда ушёл, как евреи будучи разбросаны по миру – выживали, что их число в какой-то момент сильно упало, но они выжили.
Моя мама и её семья сначала интересовались еврейством сначала тихо, а в последние годы - громко.
Как получилось, что Иосиф Яковлевич с сыном уехали из России в Германию?
Насколько я знаю, в 1927г. Иосиф Яковлевич решил, что пора бежать из Советской России, и получил фиктивную справку от знакомого врача, что у Виктора туберкулёз и ему нужно на лечение в Швейцарию. Но советские власти выезд в Швейцарию не разрешили, а позволили выехать в Германию, и поставили условие, что он будет консультировать там советских специалистов, которые закупали в Германии стройматериалы.
Они приехали в Берлин поздней весной или ранним летом 1927 г. Виктору было 18 лет, и он поступил в Берлинский технический университет (Technische Universität Berlin) тайком от отца и открыто в Высшую Берлинскую Техническую школу (Der Technischen Hochschule).
В биографической статье, посвящённой Виктору Иосифовичу на немецком интернет-сайте, сообщается, что в Высшей технической школе (точнее училище) он обучался по специальности «Судостроение и гражданское строительство»
Я никогда не слышал, чтобы он говорил, что изучал судостроительство, хотя пароходы он очень любил и всё, связанное с флотами, с пароходами, с судами. Он всегда ими интересовался и мы даже, где найдём, всегда вырезали фотографии разных судов с описаниями их технических свойств и т.д. И у меня было четыре таких больших альбома, куда все эти вырезки я вставлял или наклеивал. Я тогда тоже знал все тоннажи, и все знаменитые грузовые пароходы, и все знаменитые пассажирские пароходы, и не знаменитые тоже. У меня до сих пор может быть три альбома сохранилось.
В Берлинском университете отец формально не учился, но ходил туда факультативно на лекции по математике, которые читал профессор Эдмунд Ландау (Edmund G.H. Landau), очень крупный - мирового масштаба – математик.
 |
| Профессор Эдмунд Ландау (1877 – 1938) |
Кроме того он очень много занимался с моим папой индивидуально вне лекций, задавал ему какие-то задачи: «Попробуйте разобраться в этом и вот в этом…». Папа их решал, они обсуждали это с Ландау. На третий год этих занятий, папа опубликовал две статьи в серьёзном немецком математическом журнале. Эти статьи, опубликованные, видимо, в 1931-32гг., - были основным итогом тех занятий. (У меня где-то хранятся эти журналы). Профессор Ландау считал, что его ученик подаёт надежды.
Какова была тематика этих статей?
Вероятно, они были связаны с математическими неравенствами. Так вот, этот немецкий журнал регулярно читали в Кембридже профессор Харди (Godfrey Harold Hardy)5 и профессор Литлвуд6 (John Edensor Littlewood), которые заметили эти статьи.
Занимался ли Виктор Иосифович физикой в Берлинском техническом университете?
Я сомневаюсь, что он физикой занимался когда-либо по настоящему.
Фактически у Виктора Иосифовича в годы учёбы в Берлине была интенсивная рабочая неделя: пол-дня он проводил в Техническом училище, где он получил диплом, а параллельно самостоятельно занимался с профессором Ландау.
Я не думаю, что с Ландау он виделся каждый день.
Как шло обучение в Высшей технической школе?
Он там учился, регулярно ходил на занятия, сдавал экзамены и получил диплом в 1932 г.
В этой школе у папы появился друг-шахматист, который, кстати, закончил эту школу с более высоким средним баллом. У входа в Техническую школу висела доска, на которой были фамилии студентов, закончивших её с высокими результатами. Не знаю сколько человек из каждого выпуска на ней было (может три, может пять), и папа говорил мне, что его фамилия там была, как и фамилия того шахматного приятеля, который потом эмигрировал в Австралию, когда фашисты пришли к власти. А в 1961 году этот приятель приезжал в Москву. Папе сказали, что домой его водить не надо, а так – пожалуйста: в ресторан или на шахматные состязания. Как раз тогда проходил шахматный матч-реванш Ботвинник-Таль. Мы ходили с папой и его другом на этот матч два раза, через день. Я не очень хорошо понимал его английский с австралийским акцентом, а с папой они говорили по-немецки.
В Берлине их было трое – друзей шахматистов, которые каждый уикенд целыми днями играли в блиц. Третьим - был ещё один приятель, с которым папа познакомился, по-моему, в Берлинском техническом университете.
Где Иосиф Яковлевич с сыном жили в Берлине?
Не знаю. По-моему, не сразу, но довольно быстро Иосиф Яковлевич стал консультантом советского посольства по закупке сройматериалов. На это они и жили, хотя, возможно, что папа сам что-то зарабатывал.
В качестве репетитора?
Это я не знаю.
Хватало ли для проживания в Германии зарплаты консультанта?
Вначале они там жили очень скудно, но в принципе им хватало.
Знаете ли Вы какие-либо другие подробности об учёбе Виктора Иосифовича в Технической школе?
Мало чего знаю, потому что она папу мало интересовала, он там учился. Она была очень знаменита, не знаю как сейчас, но в те годы она была довольно знаменитой и считалась учебным заведением довольно высокого класса, но он про неё мало рассказывал. Он говорил, что профессора там были хорошие, но большинство из них было не мирового уровня. Берлинскую техническую школу он закончил хорошо, и получил очень хорошую рекомендацию.
После окончания училища Виктор Иосифович начал работать над диссертацией?
Я не знаю было ли это официально или не официально, но его занятия и общение с проф. Ландау стало заметно более активным, интенсивным. Может быть, он даже помогал Ландау в Берлинском университете в работе со студентами, то ли он проверял их работы, то ли принимал какие-то экзамены. Может быть вот тогда, когда он закончил Техническую школу, в 1932г. были и опубликованы его статьи7.
Поступил ли Виктор Иосифович в аспирантуру и защитил ли он кандидатскую диссертацию в Германии8?
Я не знаю ничего об этом. Довольно быстро, спустя примерно 6-8 месяцев после окончания Технической школы, он уехал в Англию.
Итак, к моменту отъезда в Англию Виктор Иосифович был дипломированным инженером, математиком, у которого были две значимые публикации в серьёзном математическом журнале Mathematische Zeitschrift (Берлин), одним из членов редколлегии которого был профессор Харди.
Да, и, насколько мне известно, папа получил письмо либо от проф. Харди, либо от проф. Литлвуда, где говорилось, что они приглашаю его в Кембридж в Тринити Колледж. И в начале 1933г. он туда уехал. До или сразу после прихода Гитлера к власти (30 января 1933).
Отец Виктора Иосифовича остался в Берлине?
Да, он остался там. У отца и сына были советские паспорта. Виктор Иосифович был гражданином СССР и никогда никакого другого гражданства не принимал. В Германии было всё значительно проще с паспортно-визовыми процедурами. Когда же он переехал в Англию, то каждые 6 месяцев он ездил в советское посольство в Лондоне и продлевал себе визу, там он должен был ставить штамп в паспорте.
Кембридж располагается неподалеку от Лондона, примерно в 100 километрах к северу, я там был. К сожалению у меня было очень мало времени для осмотра, а все архивы не были тогда каталогизированы, нужно было смотреть огромное количество каких-то их журналов, чтобы найти там следы моего отца. Я всё думал, что я приеду туда в другой раз, но так никогда и не доехал.
Виктор Иосифович был приглашён поступить в аспирантуру Тринити Колледжа?
Да. Он сдавал трёхдневный экзамен по 6 часов в день, где надо было решать сложные задачи. И он его прошёл успешно, но не очень легко, как он мне говорил. То есть ему было трудно найти решения задач, ему приходилось тяжело работать, а не то что он щёлкал их, как орешки – читал условие задачки и сразу писал решение. Но он решил их успешно, и этого было достаточно, чтобы его взяли.
Но это были уже кем-то решённые задачи, или ему предложили нерешённые?
Я думаю, что это были уже кем-то решённые задачи, предложенные ему для проверки знаний. Точного ответа я не знаю, но я не думаю, что это были все ранее нерешённые задачки. Может быть там и были некоторые нерешённые, поскольку не все задачки и он решил, кстати. Но этого никто из экзаменаторов и не ожидал, чтобы соискатель всё решил, но он много решил.
Виктор Иосифович собирался писать диссертацию в области теории чисел и математических неравенств?
Да.
Какие отношения сложились у Виктора Иосифовича с проф. Харди и его окружением – Литтлвуд и другие11?
Литтлвуд был его непосредственным руководителем на самом деле. То есть его основной человек с кем он занимался математикой в Кембридже – был Литтлвуд. С Харди он виделся раз в неделю, у них там были какие-то разговоры: просто общение и по математике.
Рассказывал ли Виктор Иосифович о профессоре Харди как человеке, об общении с ним вне обучения. В быту? Играли ли они в крикет?
В крикет они не играли, но по четвергам каждую неделю у Харди была вечеринка, куда приглашались человек 6-7, включая Литтлвуда и моего отца. Она длилась всю вторую половину дня.
Упоминал ли Виктор Иосифович имена участников этих вечеринок, кроме Литтлвуда?
Может быть и называл, но я не помню.
Вспоминал ли Виктор Иосифович афоризмы Харди, его необычные подходы к решению задач?
Харди ему рассказывал истории про Рамануджана12, про такси с номером «1729»13. Они обсуждали вопрос: был ли Рамануджан религиозным человеком? Дело в том, что когда Рамануджан уезжал из Англии и жил в Индии, он был там очень религиозным человеком, хотя ни малейших упоминаний о религии в те периоды жизни в Англии, никто от него не слышал никогда. Поэтому они всё-таки пришли к выводу, что Рамунджан был там религиозен только по необходимости. А вообще он был человек нерелигиозный. Вопрос этот возникал, потому что Харди был не религиозным человеком совсем.
Я знаю что несколько раз папа им рассказывал о шахматах и шахматных соревнованиях в Советском Союзе: как это происходит, кто чемпион мира, кем считать Алёхина и т.д.
То есть, ни Харди, ни Литтлвуд в шахматы не играли?
Насколько мне известно, нет. Но какой-то минимальный интерес у них был. Тема шахмат периодически появлялась в разговорах. Был там у папы какой-то шахматный партнёр, но подробностей я не помню.
После завершения учёбы в Тринити Колледже, Виктор Иосифович получил PhD, стал доктором философии в математике. Какие новые результаты он получил?
Этого я не знаю. Во всяком случае, когда он вернулся в Советский Союз, ему эту диссертацию не засчитали, но разрешили перевести и защитить её снова, что он с лёгкостью и сделал сразу после приезда.
Как Виктор Иосифович оказался в Индии?
Наверное, в конце 1934 г. после того как он защитил свою диссертацию, Великобритания, как это она делала почти со всеми молодыми учёными, отправила его на год в Британскую Индию, которая была тогда колонией.
В какой университет его направили «по распределению»? Существуют противоречивые данные на этот счет. В упоминавшейся ранее статье Википедии на немецком языке помещено изображение фрагмента статьи Виктора Иосифовича, где значится, что её автор из Ахмадабада, находящегося в штате Гуджарат на западе Индии.
 |
А на интернет-сайте Московского педагогического государственного университета (МПГУ) в статье, посвящённой Виктору Иосифовичу, сообщается, что он «преподавал в Калькуттском университете» на востоке Индии.
В архиве отца есть фотография его дома в Индии. Это огромный дом с забором и обезьянами, сидящими на заборе. Он там жил очень хорошо. У него было два человека прислуги: один следил за домом, другой – за участком, окружавшим дом. У меня всегда пребывание отца в Индии ассоциировалось с Калькуттой.
В чём заключалась работа Виктора Иосифовича в Индии, и какую должность он занимал14?
Его работа, как представителя Великобритании, заключалась в пересмотре и корректировании программ по обучению математике для Индии, не знаю для какого уровня обучения. Я не знаю его должности, но он читал какие-то лекции в университете, хотя, по-моему, это не было его главным предназначением там. Он интенсивно самостоятельно занимался математикой. Результатом его официальной деятельности стала разработанная им с индийскими коллегами учебная Программа. А свои научные результаты он опубликовал, в частности, в немецком математическом журнале.
Он познакомился с одним преподавателем, с которым тоже играл в шахматы.
В результате поездки в Индию, куда он добирался, естественно, на пароходе, у него с тех пор осталась обида на Египет. Когда пароход проходил через Суэцкий канал египетские власти не дали ему сойти на берег, как другим пассажирам, и он не увидел Пирамиды.
Из-за того что у него был советский паспорт?
Потому что он был, как указано в паспорте, еврей15.
Как складывалась жизнь Виктора Иосифовича, после возвращения из Индии?
Он вернулся в Кембридж, по-видимому, в конце 1935г., начал проводить занятия со студентами в Trinity College. Довольно много занимался с ними частным образом, но никак не мог получить штатную должность (full time position). Из-за чего, собственно, папа в некий момент и решил съездить в Россию, что может быть там он сможет найти работу. Он плохо себе представлял, что там происходит. А его отец в письмах боялся ему писать чтобы он не возвращался в Советский Союз. За пять лет, которые папа пробыл в Англии, Иосиф Яковлевич приезжал туда один единственный раз, после возвращения папы из Индии. Но в тот момент вопрос о возвращении в Советский Союз не стоял.
У него появилась невеста – студентка Тринити Колледжа – исландка, тоже математик, 1915 или 1916 года рождения. Я много раз просил отца написать её фамилию и имя, потому что запомнить это невозможно, но он почему-то отказывался, и говорил: «Напрягись и запомни». Я напрягался и тогда помнил, а сейчас забыл – очень длинная фамилия была.
Папа прекрасно жил в Англии, у него были деньги, была машина, но ему хотелось получить серьёзную преподавательскую работу, а в Трините Колледже он никак не мог её получить.
Я спросил его однажды: «А в связи с чем ты не мог получить постоянную работу? В связи с тем, что этих работ было очень мало, а претендентов очень много, или твоя сила недостаточна была для того, чтобы тебя сразу с распростёртыми объятьями взяли в Тринити Колледж или в какоё-нибудь другой университет на работу?» Он ответил: «Трудно сказать, ясно, что если бы я был более звёздный математик, то, наверное, место нашлось. С другой стороны, это вообще было очень узкое горлышко, туда попасть. Там было не так много позиций, и люди там работали всю жизнь на своих местах». Утвердительного или отрицательного ответа я так и не получил. Это был единственный раз, когда я его спросил об этом, тогда мне было лет 15.
Что дальше было с невестой?
Неизвестно. По его рассказам можно сделать вывод, что он совершенно ничего не понимал, считая, что если он устроится на постоянную работу в Советском Союзе, она к нему приедет. Если не устроится, то он вернётся в Англию.
Виктор Иосифович больше никогда в Германию не возвращался?
Нет.
Расскажите о возвращении Виктора Иосифовича в СССР
Когда он в очередной раз поехал продлевать визу, то сотрудник советского посольства ему сказал: «Мы больше не можем её продлевать, поэтому либо вы обращаетесь за получением Британского подданства, которое несомненно вы получите, или вам надо возвращаться в Россию».
И в январе (или феврале) 1938г. он сел на пароход «Александр Пушкин», направлявшийся в Ленинград. И первое, что он обнаружил: каюта не запирается изнутри, но запирается снаружи, и горячей воды там нет. У него было с собой два огромных чемодана, то, что кофр называется. Они сохранились, кстати, и оба у меня. Каким образом они сохранились во время войны, я не знаю. Папа привёз с собой некоторое количество своей одежды и один кофр полный книг, потому что фанатом книг он был уже тогда.
Какие это были книги? По математике?
Всякие. По прибытии в Лениград у него забрали багаж и конфисковали половину книг.
Художественных?
Совершенно очевидно что изъятые книги выбирались случайным образом. Там были книги, которые, если кто чего-то в этом понимает, не должны были быть пропущены, а были совершенно безобидные книги, которые были отобраны. Книги были в основном на английском.
И папу привели к такому очень приятному седовласому человеку, который дал ему листок бумаги, на котором было типографским способом сверху напечатано «Показания обвиняемого». Папа спросил: «А в чём меня собственно обвиняют?» И получил ответ: «Не обращайте внимания, у нас просто нет другой бумаги». Папа написал на 4-х страницах, отвечая на вопрос «Чем вы занимались за границей?»: когда, где, с кем он учился и работал в Германии, Англии и Индии. Седовласый сказал отцу: «Хорошо, спасибо»; ему поставили штамп в паспорте, вернули багаж, немножко обобранный, он сел на поезд и поехал в Москву.
К кому Виктор Иосифович направлялся?
Его отец тогда всё ещё жил и работал в Германии, где пробыл до 1940г. А в Москве была квартира на проспекте Мира, где жили две сестры Иосифа Яковлевича (одна – была одинокая, а другая проживала там со своим мужем). Они отнеслись к тому, что с ними будет жить племянник, <приехавший из недружественной капиталистической страны> с большим страхом, потому что только закончился 1937 год. И после всех арестов 1937-го наступило некоторое послабление.
Перед тем как вернуться переписывался ли Виктор Иосифович с кем-либо из математиков в Советском Союзе? Например с академиком Иваном Матвеевичем Виноградовым?
Я об этом не знаю. Но в Кембридже были русские учёные математики, тогда, когда он там был, и с которыми он немножко общался. На его расспросы они отвечали, что математика в Советском Союзе расцветает, и он наверняка найдёт там работу.
Имена этих математиков Виктор Иосифович не упоминал?
Я не помню, но это были серьёзные учёные.
Он приехал в Москву и первым делом пошёл на Мехмат МГУ, пришёл на семинар, в котором участвовали профессор МГУ А.Н. Колмогоров и масса выдающихся людей. И его встретили прохладно.
С Колмогоровым он, кстати, долгие годы сохранял очень не близкие, но нормальные отношения. Когда короткое время, будучи ещё студентом (мне было лет 20), я работал в журнале «Квант», однажды меня отправили за статьёй к академику Колмогорову. Я поехал к нему домой, он меня впустил в свою квартиру и спросил:
- А кем ты работаешь в «Кванте»?.
- Я не имею ни малейшего понятия, кем я работаю в «Кванте», и думаю, что я туда попал, потому, что меня устроил туда мой отец.
- А как фамилия твоя?
- Левин.
-А-а, Виктор Иосифович, понятно.
Потом он вынес свою статью, и я поехал в редакцию. Я начал там работать ещё до того, как первый номер «Кванта» вышел. И вскоре после его выхода я ушёл оттуда.
Кто был руководителем того семинара в МГУ в 1938г?
Руководителем был очень крупный математик, который был по возрасту старше и Колмогорова, и папы – Николай Николаевич Лузин, который был создателем московской математической школы. Среди участников семинара было несколько евреев, но они были в сильном меньшинстве. Короче говоря, папа ходил туда несколько месяцев, но однажды Колмогоров ему сказал, видимо, выражая мнение каких-то других участников семинара, что папино математическое образование, которое было суперклассическим, не вписывается в жанр этого семинара.
А какой жанр был у этого семинара?
Это была какая-то более современная математика, я сейчас не помню. Я читал большую статью про историю этого семинара.
Кроме того в это время отец писал докторскую диссертацию, над которой начал работать тотчас же после перезащиты своей лондонской диссертации как кандидатской в июле 1938г.
В 1939 г., как только он в свои 29 лет защитил докторскую диссертацию16 его пригласили в Московский Авиационный институт, где он прекрасно работал, и стал заведующим кафедры. Ещё через пару лет, перед самой войной, он на пол-ставки по совместительству, стал заведующим кафедры математики в Московском Энергетическом институте. Тогда это было возможно.
Когда началась война он сначала пошёл в московское ополчение, пройдя трое суток подготовки.
3-10 июня 2019г.
Бостон
Приложение 1.
Неполный список статей В.И. Левина опубликованных в 1932-1938гг.17
- Bemerkung zu den schlichten Abbildungen der Einheitskreises, Jahresber DMV 42 (1932), 68–70.
- Über die Abschnitte von Potenzreihen, welche mit ihrer ersten Ableitung im Einheitskreise beschränkt sind, Sitzber BMG 32 (1933), 53–59.
- Ein Beitrag zu dem Milloux-Landauschen Satz., Jahresber DMV 44 (1934), 262–265.
- Ein Beitrag zum Koeffizientenproblem der schlichten Funktionen, Math. Z. 38 (1934), 306–311.
- Über die Koeffizientensummen einiger Klassen von Potenzreihen, Math. Z. 38 (1934), 565–590.
- Some remarks on the coefficients of schlicht functions, Proc. London Math. Soc. 39 (1935), 467–480.
- On some integral inequalities involving periodic functions, J. London Math. Soc. 10 (1935), 45–48.
- On the two-parameter extension and analogue of Hilbert's inequality, J. London Math. Soc. 11 (1936), 119–124.
- Two remarks on Hilbert's double series theorem, J. Indian Math. Soc. 11:3 (1937), 111–115.
- Two remarks on van der Corput's generalisations of Knopp's inequality, Kon. Akad. van Wetensch, Amsterdam 40:5 (1937), 429–431.
- О неравенствах. I, Матем. сборник 3 (45) (1938), 341–346.
- О неравенствах. II, Матем. сборник 4 (46) (1938), 309–324.
- О неравенствах. III, Матем. сборник 4 (46) (1938), 325–332.
- О неравенствах. IV, Изв. АН, сер. матем. 36 (1938), 525–542.
Приложение 2.
Предисловие Виктора Иосифовича Левина к книге Дж. Литлвуда «Математическая смесь», изд. 2, 1965г.
 |
 |
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Предлагаемая читателю небольшая книга одного из крупнейших современных английских математиков Джона Иденсора Литлвуда (род. в 1885 г.) принадлежит к редкому жанру собрания математических очерков-миниатюр. Некоторые из составляющих её очерков были впервые опубликованы в других изданиях, остальные написаны автором специально для этого сборника. Само название книги (в английском оригинале – «Разные заметки одного математика») указывает на непринужденный характер подбора материала и его изложения.
Тематика очерков весьма разнообразна. Она включает математические анекдоты, моменты математической автобиографии, небольшие историко-математические исследования, интересные задачи, оригинальные и неожиданные доказательства, вопросы баллистики и небесной механики и т.д.
Профессору Литлвуду принадлежит много важных и глубоких результатов в теории функций, аналитической теории чисел и других областях математики. Он известен также как остроумный собеседник с широким кругом интересов, живо реагирующий на любой математический вопрос.
Стиль Литлвуда нельзя назвать лёгким, он всегда предъявляет высокие требования к логическому мышлению читателя и умеет лаконичный сам по себе английский язык конденсировать до предела.
При переводе я стремился сохранить свежесть и оригинальность стиля автора, и если это мне не всегда удавалось, то, во всяком случае, не из-за отсутствия желания воздать должное автору или недостатка старания. Большую помощь при редактировании перевода мне оказал М.А.Иглицкий.
В.И. Левин
