О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления
Татьяна Успенская-Ошанина
ТРИ ФРАГМЕНТА
«Мы, все литераторы, были очень дружны: общие методические объединения, часто мы все вместе встречались после уроков, как правило, у Н.В.Туговой и Г.Н.Фейна, иногда — у меня дома.
Лично у меня с Т.Я. были очень нежные — дружеские отношения. Но, к моему глубокому сожалению, я не помню всех наших разговоров, всех споров (а они были — бесконечны).
Одно могу сказать: чувство острой боли возникло в день, когда он вынужден был уйти из школы, когда вынужден был уехать из России, и больше не оставляло. Единственное место на земле, где он хотел и мог жить, — Россия. Его жизнь в чужой для него стране — горе для меня лично и для всех литераторов, потому что — постоянный страх за него, физическое острое ощущение: ему плохо там, ему одиноко, он не востребован там. Не разорвана пуповина со Второй школой, с Россией, со всеми, кто любил его.
И — кровоизлияние в глаз, бессонницы и немереное горе, когда он погиб...»
Кусок из моего романа "Я вышла замуж в Америку"1)
Моя героиня — сорокалетняя женщина выходит замуж в Америку. От её лица написан роман. Героиня училась во Второй школе.
«…Я успела услышать его — до его выступления против введения войск в Чехословакию, после чего его сразу выгнали из школы, а позже и из страны. Он поднял меня на высоту, с которой с его помощью я увидела и услышала Цветаеву, Блока, Мандельштама. Страстный проводник из души в душу, из века в век, из невежества в познание, Якобсон вёл меня от внешнего звука строки к волшебству, к тайне её сути. Толмач, толкователь слов... Каждый урок его и литераторов Второй — через поэзию, сбросившую запрет и вырвавшуюся из подполья, — ступенька к выздоровлению: от скверны века к новому ощущению жизни.
На лекции Якобсона в актовый зал сбегалась вся школа. Волокли столы, стулья из буфета. Сидели в четыре яруса: нижние — на полу, верхние — на стульях, установленных на столах. Гости — литературоведы, профессора университета, ученики и учителя из других школ, аккуратные старушки из прошлого века.
Глазастый, курносый, он вобрал в себя красоту страны, в которой родился и вырос, истинный голос которой постиг с младенчества. Плоть от плоти поэзии Пушкина, Тютчева, Мандельштама, Цветаевой, плоть от плоти — русского языка, его дитя, — он жил мелодией поэтической русской строки, тайнописью и колдовством её.
Несколько сот человек, волею мага заворожённые, потерявшие собственное «я», становились причастными к высшим сферам бытия, к поэзии тех, кто отмечен божественным знаком, и — понимали всё, о чём кричал Якобсон, и себя ощущали великими поэтами.
Ребята любили сдавать Якобсону экзамены. И — ненавидели. Скажет ученик первую фразу и подавится ею: как же он — перед Якобсоном! — обнаружит вялую жвачку негустых своих знаний, всё равно ответить так, чтобы соответствовать Якобсону, никогда не получится. А повторять попугаем — стыдно. Но Якобсон не замечал замешательства и мучений ученика, он уже жил в доставшемся тому вопросе и, закрыв глаза, начинал сам говорить о пушкинской юношеской лирике или о Лжедмитрии или Иване Грозном... Ученик ошеломлённо лицезрит, как оживают сжатые в вопросе билета события, он — свидетель заговоров и революций, процессов творчества. И, только когда Якобсон выскажет всё, что бродит в нём, до конца, он пробуждается к «моменту», к экзамену, и говорит: «Молодец. Знаешь материал. Отлично».
Отрывки из очерка о Второй школе2)
«Началась Вторая школа с того, что Владимир Фёдорович Овчинников стал набирать ярких, образованных, интеллигентных и порядочных людей и прежде всего пригласил в школу тех, с кем учился в институте и кто был духовно близок ему. Кроме Натальи Васильевны Туговой, пригласил Германа Наумовича Фейна, Феликса Александровича Раскольникова, Зою Александровну Блюмину, Виктора Исааковича Камянова. Все они тоже, как наш директор и Н. Тугова, люди особые — творческие, постоянно ищущие, стремящиеся познать как можно больше и передать свои знания друзьям и ученикам.
А уже потом Овчинников пригласил тех, с кем дружили друзья его юности и кого рекомендовали они. Так попал в школу Анатолий Якобсон — его привёл Ф. Раскольников. Так попала в школу и я.
Привёл меня тоже Феликс Раскольников — мы вместе работали в 167 школе, и на педсоветах нам с ним часто доставалось: то дети на уроках смеются, то мы говорим на уроках что-то, не запланированное Программой, то не выполняем распоряжений завуча. Овчинников задал мне всего один вопрос: ”Любите ли вы детей”. За меня ответил Раскольников.
Программу преподавания я составляла сама. Помню, в седьмом классе у меня было две темы на год: в первом семестре — "Человек и общество" ("Станционный смотритель" Пушкина, "Шинель" Гоголя, "Алое платье" О'Генри, "Мисс Гарриет" Мопассана...), во втором — "Человек и искусство" ("Гамбринус" Куприна, "Зодчие" Кедрина и другие).
В программу сразу попали Достоевский и поэты Серебряного века, которые в те годы в программах ещё отсутствовали... Но, естественно, мы не ограничивались одним — программным произведением. Кроме "Преступления и наказания", говорили о "Братьях Карамазовых", об "Идиоте" и о других романах, кроме "Войны и мира", разбирали "Анну Каренину", "Воскресение" и другие вещи Толстого, а уж о Пушкине и говорить нечего — читали почти всего: и "Маленькие трагедии", и "Бориса Годунова"!.. Никто не вмешивался ни в то, какие произведения я выбирала для изучения, ни в то, как строила уроки, ни в то, какие методы использовала при обучении и воспитании ребят. Свобода. Это слово не звучало в школе, никто не произносил его вслух — вообще никто и никогда не говорил громких слов, и вроде как бы шёл быт, а на самом деле творился праздник свободы: мы были свободны от советской идеологии, что казалось невозможным в те годы!»
«…Якобсон был глубоко знающим и очень свободомыслящим историком, блестящим литератором, замечательным переводчиком (переводил Гарсиа Лорку, Поля Верлена, Теофиля Готье, Мигеля Эрнандеса и других), к тому же диссидентом, редактором "Хроники текущих событий" — он подписывал письма в защиту Ю. Даниэля, А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и А. Марченко и других, подписывал письма против ввода наших войск в Чехословакию, против ареста демонстрантов на Красной площади и т.д.»
«…Часто в актовом зале устраивались лекции о поэзии. На эти лекции сбегались не только ученики и учителя нашей школы, приезжали гости — из Ленинграда, из других городов, литературоведы, писатели, учителя, директора школ...
Особенно популярны были лекции Анатолия Якобсона. Благодаря его лекциям стихи Блока, Мандельштама, Цветаевой, Пастернака и других поэтов Серебряного века звучали в нашей школе, как голоса ребят, как классическая музыка утрами и в перемены. Это как дыхание. И до сих пор в каждом из нас живёт не погибший голос Якобсона, страстный, колдовской, и звучат стихи...
Происходили дискуссии между литераторами о том или ином спорном или новом произведении — например, о романе Чернышевского или прозе Воробьёва, или прозе Булгакова...»
Hartford, Connecticut, USA
19 Апреля 2005
1) Т.Л.Успенская-Ошанина. Я вышла замуж в Америку. Роман. Москва, АСТ, 2005. 445 с. - (Русский роман). ISBN 5-17-028211-7