О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления
Феликс Раскольников
Я ПРИВЕЛ ЕГО ВО ВТОРУЮ ШКОЛУ...1)
...Я действительно привел во Вторую школу Анатолия Александровича, с которым познакомился еще в конце 50-х годов, когда он учился на первом курсе МГПИ им.Ленина. Собственно говоря, я привёл его во Вторую школу дважды: первый раз он у нас прочитал скандальную лекцию о Маяковском, а второй раз он уже стал нашим учителем. Так что я был с ним знаком довольно долго, вплоть до его отъезда в Израиль.
East Lansing, Michigan, USA
17 февраля 2005
ИНТЕРВЬЮ МЕМОРИАЛЬНОЙ СТРАНИЦЕ2)
Феликс Александрович, когда Вы стали преподавать во Второй школе и кто Вас туда привёл? Как и когда Вы познакомились с А. Якобсоном, почему Вы стали приятелями, что Вас связывало?
Я начал работать во Второй школе, если мне не изменяет память, в 1959 или 1960 году. «Привел» меня туда ее директор В.Ф.Овчинников.
Я познакомился с Толей летом 1956 или 1957 года в Гаграх3), куда я со своим товарищем и он со своим школьным другом Игорем Рацким4) приехали отдыхать. Мы жили в соседних комнатах, вместе ходили на пляж и много общались. Через пару недель мой товарищ и Игорь Рацкий уехали, а мы с Толей, уже подружившись, переехали в Лазаревское, где и провели остаток отпуска.
Хотя Толя был на пять лет моложе меня, он сразу же привлек меня своей разносторонней талантливостью и обаянием. Хотя он в это время всего лишь закончил первый курс института, в то время как я уже несколько лет работал учителем литературы, я очень быстро понял, что уровень его знания, а главное, понимания литературы намного выше моего. В особенности это касалось поэзии. Он помнил наизусть огромное количество стихов русских и иностранных поэтов (в том числе тех, о ком я, к своему стыду, вообще тогда ничего не знал, вроде Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака) и замечательно их читал. Позже я был поражен тем, что он мог запомнить довольно длинное стихотворение после одного-двух прочтений.
Меня также поражали глубина и независимость его суждений и оценок, и не только литературных, но и политических (уже тогда его политические взгляды были гораздо более радикальными, чем мои).Далее, оказалось, что этот знаток и ценитель поэзии был хорошим боксером, в чем я имел возможность убедиться, когда Толя на моих глазах отправил в нокаут одного хулигана, предварительно (что тоже важно) попытавшись утихомирить его мирными средствами.
И, наконец, я скоро увидел, что, хотя Толя не отличался внешней красотой и был довольно неряшлив, он пользовался огромным успехом у девушек, которых он буквально завораживал своей речью, своей обаятельной улыбкой и мощным сексуальным драйвом. (Вообще Толя был очень женолюбив и, как говорится, не пропускал без внимания ни одной юбки.)
Он был беден (не только тогда, но всегда), но это, как и вообще бытовые неудобства, его совершенно не беспокоило: он вообще был склонен к богемной жизни. После возвращения в Москву я первое время довольно часто бывал у Толи дома, познакомился с его матерью и кое с кем из его друзей, в частности с Юлием Даниэлем, который во многих отношениях был похож на Толю, хотя был значительно старше его.
Потом я познакомился с его будущей женой Майей Улановской и Сусанной Печуро, которые только что вернулись из лагеря. Как-то получилось так, что мои встречи с Толей постепенно стали более редкими, а потом и вовсе прекратились вплоть до начала 1960-х годов. С этого времени наши приятельские отношения продолжались до его эмиграции в Израиль.
Расскажите пожалуйста о Якобсоне в середине 1950-х – начале 60-х годов. Когда и почему Вы пригласили Якобсона на лекцию о Маяковском во Вторую школу? Почему тема лекции о Маяковском была актуальна именно тогда? В чём, собственно, была «скандальность» той лекции? Реакция на неё В.Ф. Овчинникова и педагогического коллектива.
Если я не ошибаюсь, эпизод с лекцией о Маяковском произошел зимой 1961 года5). Я не помню, как случилось, что я пригласил Толю прочитать эту лекцию. Тему выбрал он сам, и я, зная Толю, был уверен, что она будет очень интересной. Ее скандальность состояла в том, что Толина интерпретация творческого пути Маяковского и его самубийства шла вразрез с официальной. Правда, он не говорил, насколько я помню, о разочаровании Маяковского в «реальном социализме», но он утверждал и убедительно доказывал, что, «наступив на горло собственной песне», Маяковский совершил трагическую ошибку, за которую заплатил своей жизнью. В общем, Толина концепция исходила из пастернаковской "Охранной грамоты", о которой мы тогда ничего не знали, и не случайно он закончил свою лекцию последней фразой из эссе Пастернака, которая прозвучала очень эффектно.
Лекция имела огромный успех, но присутствовавший на ней завуч Рувим Ханаанович Кантор, умный и образованный человек и прекрасный учитель истории, ужасно испугался, что об этой идеологически вредной лекции узнает начальство, которое прореагирует соответствующим образом, и попытался, как тогда говорили «дать отпор», но проиграл этот «матч» вчистую. Исаак Збарский, замечательный учитель литературы и секретарь школьной парторганизации, не пытался полемизировать с Толей, понимая, что тот был прав, и в своем выступлении лишь постарался смягчить резкие Толины оценки и суждения.
После этой злосчастной лекции у меня были неприятности: Рувим, Исаак и В.Ф.Овчинников (который, кстати, не присутствовал на лекции) сделали мне выговор за то, что я неосторожно пригласил такого идеологически сомнительного лектора. К счастью, дальше дело не пошло, а могло бы и пойти: ситуация в стране была весьма неопределенной.
Когда и почему Вы привели Якобсона во Вторую школу на постоянную работу? Как В.Ф.Овчинников и педагогический коллектив школы отнёсся к Вашему «протеже»? Когда и по какому предмету Якобсон провёл первый урок? Не могли бы Вы также прокомментировать методологию преподавания литературы и истории Якобсоном во Второй школе? Почему Якобсон перестал преподавать литературу с осени 1966?
Я привел Толю во Вторую школу в 1963 или 1964 году (Вы как бывший Толин ученик, вероятно, помните об этом лучше; Ваш класс, если я не ошибаюсь, был первым, который Толя учил). В.Ф., конечно, не забыл о лекции, но в это время либеральное движение в СССР достигло успехов, да и школа во многом изменилась: если раньше она была обычной районной школой, то теперь она «специализировалась» на электронно-вычислительной технике и соответственно в ней стал меняться состав и учеников, и учителей (физико-математической она стала позже). Толя стал преподавать историю, но договорился с В.Ф. о том, что он составит экспериментальную программу по литературе для 8 класса, где преподавалось так называемое «литературное чтение» (для старших классов этого делать было нельзя), так что он предстал перед своими учениками в двух ипостасях. Кроме «регулярных» уроков Толя решил читать факультативные лекции о русских поэтах XX века, не включенных в программу средней школы.
О Толиных уроках истории и литературы, как и о его лекциях, написано довольно много, да у Вас, по-видимому, сохранились о них и личные воспоминания Я побывал на нескольких его урока (о "Кошке под дождем" Хемингуэя, "Учителе словесности" Чехова). Я также читал некоторые сочинения Толиных учеников. Мне, в частности, запомнилось прекрасное сочинение Коли Климонтовича о стихотворении ''Лодейников'' Заболоцкого. Это сочинение мне необыкновенно понравилось, и я был очень удивлён тем, что ученик восьмого класса мог так тонко и так умно проанализировать это довольно трудное стихотворение. Толины уроки, и темы сочинений были далеко не тривиальными и произвели на меня большое впечатление (впрочем, как и на Толиных учеников).Характеристика и отношения внутри творческого коллектива Второй школы, созданного В.Ф. Овчинниковым. Отношение А. Якобсона к коллегам.
Oтношения внутри коллектива словесников Второй школы были очень дружескими. Все мы признавали Толин авторитет и видели в нем очень талантливого человека, однако приятельские отношения у него были только со мной и с Г.Н.Фейном. Хочу упомянуть в этой связи, что, как написано в воспоминаниях одного из Толиных учеников (я об этом не знал), довольно близкие отношения у Толи были с учителем географии А.Ф.Макеевым, бывшим зэком и весьма колоритной личностью.
С коллегами во Второй школе Толя был очень доброжелателен, но вообще к советским учителям литературы и методистам относился более чем критически и говаривал, что лучше совсем не преподавать литературу, чем делать это так, как делают они.Феликс Александрович, каково Ваше мнение о факультативных лекциях и творчестве А.Якобсона? Отношение Якобсона к существовавшему строю и правозащитная деятельность.
Из моих воспоминаний Вы не могли не понять, что я восхищался Толиными уроками, лекциями, книгами, переводами и оригинальными стихами (сам он был о них не очень высокого мнения, так как предъявлял к себе очень высокие требования). Толя был в очень хороших отношениях с Давидом Самойловым. Я читал переписку Д.Самойлова с Л.Чуковской, и был несколько удивлён тем, как Самойлов пишет там о Толе. Мне кажется, что стихи Толины были в общем не хуже очень многих стихов Самойлова, хотя тот считал, что Толе не следует писать стихи, а надо заниматься переводами. Думаю, что не ошибусь, сказав, что Толя был самой яркой личностью из тех, с кем я в своей жизни общался, хотя среди моих знакомых было немало талантливых людей.
Я, конечно, знал о Толиной правозащитной деятельности и сочувствовал ей, но я не был диссидентом, и Толя не разговаривал со мной об этой стороне своей жизни.Феликс Александрович, последняя лекция, прочитанная Анатолием Александровичем во Второй школе "О романтической идеологии", завершила этап его жизни. Это был перелом. Если Вы были на той лекции, то не могли бы Вы вкратце охарактеризовать Ваше впечатление о ней и об атмосфере, царившей в зале? Присутствовали ли в той лекции некие признаки, отличавшие её от всех предыдущих? Не показалось ли Вам тогда, во время лекции, что это выступление - прощание со Второй школой?
Я помню, что она была, я знаю, что она легла в основу его статьи, которая была опубликована в "Конце Трагедии". Это была очень хорошая лекция и очень хорошая статья. Сейчас Толина интерпретация романтической идеологии и романтической литературы, в частности Блоковской поэзии стала общепринятой, но в середине 1960-х годов она (по крайней мере для многих) была открытием.
Феликс Александрович, Ваша совместная с А.Якобсоном профессиональная деятельность во Второй школе укладывается, как бы между двумя лекциями: о Маяковском и этой последней лекцией, после которой он подал заявление об уходе, в связи с возможными репрессиями против школы. Так ли это на Ваш взгляд?
Совершенно верно, так оно и было. Я помню достаточно хорошо, что его пригласил к себе Владимир Фёдорович Овчинников, у них была долгая беседа, и Анатолий Александрович сказал Владимиру Фёдоровичу, что он понимает ситуацию, в которой находится школа, и сам добровольно, так сказать, уйдёт из школы. Конечно, и Владимир Фёдорович, и мы все расставались с ним очень неохотно, потому что мы знали ему цену. Вообще я не исключаю того, что уход Анатолия Александровича из школы был связан с каким-нибудь звонком из КГБ или каких-то партийных органов Владимиру Фёдоровичу Овчинникову, когда ему просто предложили уволить Якобсона. Но это моё предположение, не более того. Потому что Владимир Фёдорович мне ничего об этом не рассказывал.
Расскажите о Ваших последних встречах с Анатолием Александровичем? Ваши мысли о его эмиграции и преждевременной смерти.
Я не помню, когда я с ним встретился в последний раз. По-видимому, это было перед его вынужденной эмиграцией. Я помню, что он не хотел уезжать из России, с которой он был связан многими нитями, и если он это сделал, то потому, что у его сына Саши были серьезные проблемы со здоровьем. Я слышал, что Толю вызывали в КГБ и сказали, что он должен будет поехать либо на Восток, либо на Запад, имея в виду или эмиграцию, или ссылку, а может быть и лагерь. Толя был очень смелым человеком, и я не думаю, что он испугался. Он психологически был вполне готов к тому, чтобы отправиться в ссылку. Он, занимаясь правозащитной деятельностью, отлично знал на что идёт. И если он всё-таки решил поехать в Израиль, то это было связано прежде всего с болезнью сына. Толя не был сионистом, и еврейские проблемы его мало интересовали. Мне кажется, что в Израиле, к которому он в принципе относился очень положительно, ему «не хватало воздуха» (ему его не хватило бы в любом месте, кроме России). Толя обладал чрезвычайно возбудимой психикой. Периоды подъема, - в том числе и творческого, - у него часто чередовались с периодами упадка, как это нередко бывает у творческих, талантливых людей. Отсюда депрессия, которая привела его к самоубийству.
К тому же, как я слышал, у него не сложились отношения с коллегами и начальством в Иерусалимском университете. В отличие от, скажем, Флейшмана или Омри Ронена, Толя не был ученым в традиционном смысле слова. Хотя в Израиле он начал работать над докторской диссертацией о творчестве Пастернака, (и я уверен, что она была бы очень интересной), он по своей сути был не «академиком», а чрезвычайно темпераментным и ярким эссеистом и публицистом. В Израиле он утратил ощущение миссии, которое одушевляло всю его жизнь и деятельность. Эту миссию он осуществлял, читая лекции во Второй школе, в своих книгах и статьях, которая была в его правозащитной деятельности. В Израиле все это было не нужно, и он не находил отклика (если не считать кучки друзей) и не мог найти свое место. Может быть, я не прав, но это то, как я понимаю Толину трагедию. Думаю также, что в современной России ему с его идеализмом и отвращением ко всякой буржуазности тоже не было бы места.
East Lansing, Michigan, USA
1) Из письма Александру Зарецкому, 12-19 марта 2006
2) Интервью подготовил и провел Александр Зарецкий, Бостон. (Прим. В.Емельянова)
3) Когда Толя закончил первый курс Ленинского пединститута (МГПИ им. Ленина). (Прим. Ф.Раскольникова)
4) Игорь Александрович Рацкий (1937–1980), шекспировед, кандидат искусствоведения. Автор статьи o Шекспире в БСЭ, и в журнале "Театр" 1971. Участник ежегодного издания "Шекспировские чтения" (1977-1978). (Прим. Г.Суперфина)
5) Что касается того, когда Якобсон прочитал лекцию о Маяковском, то я помню только то, что это было зимой. Может быть, кто-нибудь другой сможет ответить на Ваш вопрос более точно. Вообще, поскольку все это происходило очень давно, было бы хорошо в случае, если будет издаваться книга воспоминаний, сделать cross-references, чтобы не было ошибок. (Прим. Ф.Раскольникова)