Ури-Цви Гринберг С иврита Валентин Серебряков К оглавлению переводчика БОГУ В АРНОНЕ В снегах Польши. 1939

Полыхает на западе солнца закат, Бог знамения нам посылает: лес на кронах деревьев пожаром объят – пламенея, они не сгорают; бисер ониксов искрится в зеркале рек, все багрянцем покрыто обильно; покрасневшей воды зачерпнет человек, конь и всадник напьются, прервав к бою бег, птица в волны макнёт свои крылья… Дух огня из смолистого леса летит: моя жизнь на костре догорает в чужеземной стране; снег меня полонит… А мессия опять опоздает. Не узнать прежних рек – утекли, не вернешь, – и путей не узнать – кровь с пожарами сплошь. Почему лишь во мне, Бог, ты пламя зажёг, столпом огненным сделал в ночи средь дорог, и кровь в теле моем, как в моторе бензин, возгорается вдруг безо всяких причин? Я сиянием стал! Вспыхнул мой ореол, отразился огнем, пламя пало на стол. Рядом кто-то сидит. Он чужой здесь. Горит. И пожар от него во все стороны мчит: по вещам и шкафам растекается лава. И в оркестре огня голос арфы звучит про дубраву Мамре1 и девятое Ава2. ____________________________________ 1 Мамре – место, где Авраам разбил лагерь, построил алтарь и получил божественную весть о беременности Сарры (Бытие 18:1-15). 2 Девятое Ава – национальный день траура еврейского народа — день, когда были разрушены Первый и Второй Иерусалимские храмы. ____________________________________ На стене среди бликов вижу тень праотца. Бликов множатся ветви, и нет им конца: это тени питомцев, он призвал их на бой. В бликах: молот, киннор и топор боевой. И колодец, дающий мне воду, пылает огнем, В огне в ведрах вода из того же колодца. Было так не всегда… В детстве раннем моем разве был я таким? Боже, помнишь: вот свет лунный льется, вот наш дом, над Арноном висящий, а я в лоне у мамы кормящей?.. Меня мать родила, чтобы быть мне подобием Этны? И пустила в народ златоглавой горою до срока, сшив особый наряд, обрядила, чтоб был я заметным, и в народе своем был отмечен судьбою пророка? Эти годы ушли… В облаках все мечты разметались. Видел много лесов я и помню их запахи, звуки, потрясения в сердце моем от них только остались. И разверз я уста – и сгорать стал от огненной муки. Но не видно огня и не видно горы златоглавой, зато слышен мне глас, на иврите вещавший от Синая народу – звучит величаво! Грому на море Чермном подобен тот глас – (а ведь море однажды уже расступилось для нас!) Бог мой, глас Твой звучит все еще от Арнона: будто я там пастух праотцовского стада, и Огонь тоже там: Твой и мой, – он под вечер награда. Я пастушьим кнутом отбиваюсь резонно, от пустынного хищника и ползучего гада. И, такой я тогда, когда тучи нагрянут нежданно и Европа утонет во тьме… Снова я на горе отгоняю кнутом налетевшие туч караваны и веду облака как стада у дубравы Мамре. Еще край тот живет и порой от жары замирает. В нем огонь золотой полыхает под вечер вовсю. Из родного Арнона я жажду свою утоляю, а из рек чужеземных я воду не пью.  Я взываю к Тебе, как солдат перед боем на вечерней заре в неизменной Европе креста. Да, я славлю Тебя, мне добро воздается Тобою! Сам Ты пламя, а я только хворост с куста! Сторонюсь я собраний певцов и поэтов чары чувств и красот воспевают они. Я ж пою о скитаньях народа по свету, пережившем все ужасы царств искони. Мой народ исстрадался, его письмена от Синая доносит нетленное эхо. Песнь народов других не живет дольше века, наша песня не смолкнет во все времена. Сторонюсь я собраний певцов и поэтов, легки струны их песен и строки поэм, я у Храма с органом душою при этом: в своих песнях горю, стал огонь бытием – В своих песнях горю, стал огонь… бытием! Удержать не сумеют огонь даже воды, и пока нет конца, он горит в деревах. Если где-то от горя рыдают в народе, он им искру пошлет через прорезь в замках. Искра там возгорится, засветятся лица. Не уйти мне от пламени, мы навек сведены – я – оно, оно – я, так Ты создал меня. В ночь изгнания, слышишь: я, огонь купины. Кто другой может спеть Твою песню огня? Кто другой, для Тебя в поколении этом, топь осушит лесами, не считая затрат? Кто другой вознесет Тебя словом поэта? Кто к величию станет взывать у всех врат? Нет во мне потому недовольства и жалоб. Уж не сын я отцу, для друзей почти враг. Для Тебя моя плоть телом бренным предстала, а в нем сердце на солнце трепещет как флаг. В его диске секрет моей крови и благ. Если долг для Тебя мне быть лесу подобным, чтобы бурей Ты в гневе меня испытал – я подобно деревьям стану крепким, и стройным, громов-молний держать буду мощный удар. Я готов! – Запалил Ты мои плоть и душу. Как отцу верный сын, так и я для Тебя – купина. – Уклониться от пламени может ли та купина? – Буду дальше пылать, пока Ты не потушишь! 06.02.22