Из Ури Цви Гринберга
С иврита
Алина Лациник

Быль о колодце и рыбке

Расскажу о колодце,
Сыне бездны глухой.
Реке и ручью завидует он,
к неподвижности приговорён.
Ему бы разлиться, омыть берега,
Заключить в обьятья луга,
Словно большая река.
Она может рыб из притоков забрать:
В природе её – их в ручьях собирать – ,
Рыбок этих к морю нести!
Колодец – не речка, он без рыбок грустит.

В далёкие годы я маленьким был,
Взрослым до пояса доходил.
Явился ко мне колодец во сне –
Во сне всё возможно – виделось мне
тело его, был голос живой...
Я слышал: колодец стонал:

«Сынок дорогой, – он шептал,
Я твои пеленки стирал!
В жаркий полдень жажду твою утолял!
Меня обуяла зависть к ручью,
К реке и даже к малютке-ключу.
Веселые рыбки плещутся в них...
А я одинок. Почему – не пойму.
Усталость и боль других я уйму – ,
Кувшины моей наполняют водой,
Не речной» .

У меня на душе стало грустно тогда.
Я колодцу сказал: «Вот беда:

Твои речи печальны. Им больно внимать.
Что я могу? Всевышний решает.
В чем сила моя?

Я заплакал – навзрыд,
лицо одеялом закрыл.
А колодец меня обнял,
Какой же мокрый он был!

- «Не плачь, дорогой, – колодец шептал,
Проснёшься – к ручью поспеши,
Поймай мне рыбку в рассветной тиши.
Я дочкой своей её назову –
заботиться буду о ней,
маленькой рыбке моей –
весело я заживу!»

Я рассмеялся во сне.
Проснулся – светает в окне!
Я выполнил все, что колодец велел,
Но тайну его раскрывать не хотел . –
Никому о том не сказал,
Что рыбку в реке для колодца поймал.


Вечером дома я с мамой сижу.
Волнуюсь немножко. В окошко гляжу.
В сиянии звезд у колодца народ,
Рассевшись на бревнах, смеется, поет.
Бревна сосновые молча грустят,
Евреев ни в чем не винят:
Евреям деревья рубить не дано.
Еврей дровосек? – Смешно!

Той звездною ночью оставил Творец
На небе письмо, запечатав Луной.
Слышу: «Ой вэй!», грохотанье дверей –
В испуге бежит за евреем еврей,
К колодцу спешат. Меня трепет обьял.

Я тоже, конечно, со всеми бежал.
- Что будет?
- О, ужас!
- Поможет нам Бог!
Достигли колодца, сгрудились в кружок.
Луна побледнела, словно мертвец,
Предвещая всеобщий конец.

Глядит она с неба тусклей и тусклей,
В водах колодца отражена.
Видит луна:
Дрожит и трепещет между камней
Рыбка, которую выловил я.
Видать, водовоза спустилась бадья
Воды из колодца набрать –
В деревянной бадье задрожала вода:
Моя рыбка попалась туда.

Из бадьи она прыг – скорей удирать!
У колодца на сушу упала она,
Лунным светом освещена.
Бьется боком, к земле припадает, скользит,
Народ на нее, не мигая, глядит –
Это кошмар!
Не догадались в толпе
К бедняжке полуживой подойти,
Поднять и в ручей отнести.

Евреев в тот миг смертный холод пробрал.
Плоский череп луны равнодушно взирал
на еврейский народ. А народ трепетал:
- Рыба в колодце?
- Как рыба смогла в колодец попасть?
- Рыбы в речках живут, на то Господа власть.
- Это бес, а не рыба, ее тронуть не смей!
Отойдем от нее поскорей!

Я тогда маленьким был.
До пояса взрослым едва доходил.
Хотел я нагнуться, чтоб рыбку достать.
Ведь знал я: она из ручья.
Там ловят таких же рыбёшек,
Которых мама на стол подает
На праздничный ужин субботний.

Бедняжка скосила глаза
На меня... Но ропот прошел по толпе:
«Эй! Куда! Ури-Гершеле, стой!
Из круга не выходи!
К бесу не подходи!
Тронуть не смей эту жуть!
Вместе со всеми будь!»

Они рыбки боятся... Разобрал меня смех.
Я смеялся до колик – вот потеха потех!
Извивался и ерзал, в диком танце снуя,
Чуть-чуть не описался я!
Может, бесы вселились в меня?

Шепот звезд в вышине услыхал я тогда.
Над колодцем они нависли плотней,
Перламутры-глаза широко распахнув...
Не пойму, почему не упали с небес...

Вдруг рыбка раскрыла свой маленький рот,
Причитая вслух – изумился народ:
«Дорогие евреи, есть ли сердце у вас?
Я плескалась в ручье. Но сегодня с утра
Ваш мальчишка меня подцепил на крючок,
В колодец забросил из родного ручья.
Пожалейте, прошу, да поможет вам Бог!»

Будто рыба, народ онемел, изумлен:
Может быть, занесло это чудо в галут
Прямиком из библейских времен?
Притихла она, ее черный зрачок,
Сияющий бездной, поблек.
Тут жалобным плачем залился народ,
Бессильным и тихим, словно лепет сирот.
Я плакал со всеми. Кто же рыбку спасет...

Но тут я заметил, что рыбка тайком
Глядит на меня. Я пробрался ползком –
Рыбку в ручей возвратить поскорей...
Но вдруг объявился полицейский-злодей.
- «Евреи», – сказал он, – что за ярмарка тут?»
Он и левый, и правый покручивал ус,
Ремень подтянул: я герой, я не трус.
Рыбку заметив, он сказал: «Разберусь!»

На подвиг решившись, нагнулся чужак,
Запрыгал на корточках – эдак и так,
Пытаясь с земли нашу рыбку поднять...
Она не дается, она – ускользать.
Плашмя ударяясь, сверкая зрачком,
Бока расцарапав, вертясь, кувырком...

Мне горло сдавил безысходности ком.
Решили евреи: раз вояка-злодей
За рыбою скачет – все быстрей и быстрей,
Он рыбой родится –жалей, не жалей...

Усач нашу рыбку схватил наконец,
Зажал – так железо сжимает кузнец.
Друг другу в глаза посмотрели они,
Внезапно устав от ненужной возни –
Никто никого не винил.

И Встал полицейский, и рыбку поднял,
В платок носовой не спеша завязал.
Дома зажарит на сале свином
Он бедную рыбку – и дело с концом!

Детское сердце мое до краев
Печаль затопила – так воды ручьев
В дождь разливаются.
Жалел я колодец, его немоту,
Рыбешку жалел я несчастную ту –
Не смог возвратить я бедняжку в ручей,
Зажарил ее полицейский-злодей.

Душа моя, словно колодец, грустит,
Болью тупой наполняется:
Лишь только на небе луна заблестит,
В колодце вода задрожит –
Сердце мое опечалится.

Я долгие годы открыть свой секрет
Ни маме, ни лучшему другу не мог –
Страдал я – на гибель я рыбку обрёк.

Я рвссказал через много лет
О рыбке в холодной колодца водице…
Не смейтесь! Боль моя длится и длится.

 

 

К сравнению переводов

К оглавлению переводчика