|
|
|
ЛИЧНАЯ "ИНТИФАДА" ИШАЯГУ РАЙСЕРА
Прямо перед Пейсах Шая угодил в больницу.
И что за невезение такое - в самый разгар торговли оказаться на больничной
койке! Хворь скрутила Шаю стремительно и беспощадно. Посреди приступа почечной
колики он клялся немедленно купить тфиллин и соблюдать субботу, начиная
уже со среды. Но когда боль, усмирённая уколом, затихла, Шая побежал не
к раввину, а в поликлинику.
- Сколько литров жидкости
вы пьёте за сутки, - спросил врач, выслушав горестный рассказ пациента.
- Литров? - удивился Шая. - Стакан чаю
утром, стакан вечером, иногда пиво за обедом - вот и всё.
Врач удивлённо поднял брови.
- Чтоб вы знали, - сказал он, - Израиль
- это страна, текущая молоком, мёдом и камнями из почек. Пить здесь нужно
не меньше трёх литров в день, иначе организм начнёт "интифаду" и забросает
вас камнями изнутри.
- Но ведь я не верблюд, - попытался возразить
Шая, - куда мне столько воды!
- Верблюду бы я прописал не три литра,
а три бочки, - строго сказал врач. - Кроме того, можете пить что угодно,
хоть водку, лишь бы набралось нужное количество.
- Доктор, - не унимался Шая, - может, дело
всё-таки не в воде? Давайте проверочки сделаем, обследования, глядишь,
хватит и литра.
- Не торгуйтесь молодой человек, - сказал
врач, - ваш выбор до смешного прост: или пить, или страдать. Я вам советую
- пейте...
-Завтра же пойдём к другому врачу, - возмущалась вечером Шаина
жена, отбирая у мужа почти опорожнённую бутылку коньяка. - По мне
лучше камни в почках, чем муж - алкоголик.
-Тебе легко рассуждать, - вскричал Шая, - почки-то
не твои!
- Зато муж - мой, - отрезала жена. - Вопрос закрыт.
Хочешь пить, пей воду из крана.
- Но ведь я не верблюд, чтоб голую воду
хлебать, - сопротивлялся Шая, тщётно пытаясь отобрать бутылку.
- Это не новость, - сказала жена, запирая буфет на ключ. - Верблюды
не хлещут коньяк лошадиными дозами.
На следующий день, под стерегущим взглядом
Шаиной жены, врач из другой поликлиники тут же выписал направление на госпитализацию.
С камнем решили поступить радикальным образом - вырезать.
Больница, в которой очутился Шая, относилась
к Бней-Браку, и поэтому всё в ней было обставлено самым харедимным образом.
По субботам врачи писали диагнозы особыми чернилами, исчезающими через
несколько часов, а для вызова сестры больной нажимал кнопку в специальном
резервуаре и сжатый воздух откидывал колпачок над лампочкой, зажженной
до начала субботы. Да и пациенты в боль-нице подобрались под стать
оборудованию, нормальные человече-ские реакции у них отсутствовали, словно
передавленные сжатым воздухом. Судя по разговорам, они больше уповали на
помощь Все-вышнего, чем на руки врачей. С одним из таких "праведников",
соседом по палате, Шая сцепился в первый же день.
- А вот скажите мне, - спросил он старика
с роскошной седой бо-родой, но ещё тёмными пейсами, - разве это справедливо,
что в пасхальный седер вы будете возлежать на больничной койке, а не во
главе собственного стола?
- Евреи так не спрашивают, - ответил старик.
- Что происходит, то и правильно, а остальное - не более чем плоды нашей
фантазии.
- Замечательно, - воскликнул Шая, - значит, в
больницу вы загре-мели по заслугам. Нарушили там, преступили тут, а рука,
- Шая устремил глаза к небу, - рука она пишет!
Год, прожитый по соседству с Бней-Браком,
не пропал даром:
как спорить на религиозные темы Шая уже знал.
- Именно так, - невозмутимо подтвердил
старик, - за заслуги и по справедливости.
- Ну, может, вам есть, в чём каяться и
бить себя кулаком в грудь, - сказал Шая, - но уж я-то здесь совершенно
случайно. Убивать не убивал, грабить не приходилось и чужих жён, - Шая
тяжело вздох-нул, - соблазнять не довелось. Упечь меня в койку на самом
пике торговли - величайшая несправедливость, форменная "небесная" интифада!
- Несправедливость, говорите, - улыбнулся
собеседник. - И уби-вать никого не убивали?
- Если знаете факты - идите в полицию,
- возмутился Шая.
- А в сухую нечего куражиться, улыбочки ехидные распускать.
- Не дай Б-г, я вас ни в чём не обвиняю,
- снова улыбнулся старик. - Просто интересуюсь. Скажите, а вы женаты?
- Шестнадцать лет, - сказал Шая. - И тоже
непонятно за что.
- А детей сколько? - продолжал старик свои
расспросы.
- Детей одна, - сострил Шая.
- Ну-ну, - старик покачал головой, - за
шестнадцать лет один ребёнок, ну-ну.
" Так вот он, гад, на что намекает, - сообразил
Шая. - А если и сделала Райка десять или, сколько там абортов, то это личное,
ин-тимное дело, чего он суёт бороду в нашу постель!"
Честно говоря, ругаться со стариком Шае
совсем не хотелось. Чтобы добрать злости, он зажмурил глаза и попытался
представить его бороду под Райкиным одеялом. Ничего не получалось. Вообра-жение,
обычно столь услужливо поставляющее всякие аппетитные сцены, вдруг забуксовало.
Обнажённая Райка существовала в нём совершенно отдельно от стариковской
бороды и совместить их Шая так и не сумел. Устав бороться с непослушной
фантазией, Шая приоткрыл глаза и кротко произнёс:
- Все мы в Его руке. Сколько Посылает,
столько и хорошо.
- Хорошо, что вы это понимаете, - сказал
старик и, заканчивая спор, открыл книгу Псалмов.
Следующим утром Шаю повезли на операцию.
Было страшно, но интересно. Оперироваться ему ещё не доводилось,
и, перед тем как врач начал вводить в вену наркоз, Шая твёрдо решил не
поддаваться. Сосредоточенно уставившись на большую операционную люстру,
висевшую прямо над головой, он принялся ждать.
- Спокойной ночи, - сказал врач.
Сразу после его слов внешние плафоны люстры
вдруг поехали к её центру, сходясь в одну сверкающую точку, слегка запершило
в горле, и вдруг - всё исчезло.
Очнулся Шая в палате. Его трясло и било
от озноба, каждое движение отдавало нестерпимой болью внизу живота. Просунув
руку под одеяло, Шая обнаружил три пластмассовые трубки выходящие из повязки,
и чуть не заплакал от обиды на врачей и жалости к несчастному себе.
" Сволочи, - думал он, - только подпусти
их к беззащитному телу... А с тобой, Раечка, я ещё посчитаюсь!"
Прошло несколько дней, наполненных страданиями
и кровавой мочой из трубочек. Казалось, так будет всегда; прошлый мир с
его тревогами и мелочной суетой отодвинулся куда-то далеко в сторону. Но
рана начала подживать и в один из вечеров, Шая, к своему собственному изумлению,
снова сцепился с соседом по палате.
- Всё псалмы почитываете, - спросил он
с нескрываемым ехидством. - Серьёзная, видать, книга, коль никак не можете
одолеть?
- Я не читаю, - ответил сосед, - я молюсь.
- Тогда зачем по шпаргалке, - удивился
Шая. - Обращайтесь
к Б-гу своими словами.
- Есть такая профессия - адвокат, - сказал
сосед. - Слышали, наверное?
- Ещё бы, - Шая горестно покачал головой.
- Сколько они с меня посрывали за всякие ничтожные бумажки - до сих пор
шкура
горит!
- Тут, - сосед погладил страницы, - бесплатные ходатайства
лучшего адвоката. И не в налоговое управление, а к Судье Судей. Кста-ти
и вам, - он махнул рукой в сторону свисавших из-под Шаиной кровати мешочков
с кровавой мочой, - не мешало бы попросить о милости.
- Давайте книгу, - сразу же согласился
Шая. - Хуже не будет, а лучше - кто его знает...
Он взял из рук соседа Псалмы и принялся
за чтение. Увы, но Шая почти ничего не понимал: в ульпане его обучали совсем
другому ивриту. Пролистав несколько страниц, он сумел расшифровать толь-ко
одно предложение:
- Пусть Твоя дубинка меня успокоит.
Смысл такой просьбы полностью ускользал
от Шаиного сознания. Возвращая книгу соседу он удивленно отметил:
- Не знаю, чего вам не хватает в жизни,
но просить утешения дубиной, по меньшей мере, странно.
- Представьте себе ребёнка, - ответил старик,
- который потерялся в лесу. До самой темноты он бегает с плачем между деревьями
и к ночи оказывается в глухой чаще. Уже слышны вой и клацанье зубов, как
вдруг - раз-два-три - кто-то бьет его по щекам и начинает громко ругать.
- Папа, папочка, - радостно кричит ребёнок.
- Наконец ты нашёлся!
- Тут всякий обрадуется, - философски заметил
Шая. - Чем волку в зубы, дешевле два раза по физиономии.
- Так и человек, - продолжил сосед, - иногда
получает удар, но в нём видна рука Неба. Есть Отец, а значит есть порядок
и смысл, и в этом - утешение.
Шая нащупал под одеялом три тёплые трубки
и погрустнел.
- Вот вы, - не унимался старик, - делаете вид, будто
Всевышнего не существует. А это для Него хуже любой "интифады".
- Так значит, Он решил напомнить о себе,
- вскричал Шая. - Напомнить и утешить! Нечего сказать, очень оригинальный
способ. И кто Его просил утешать меня подобным образом, мне и без Его хлопот
было вполне хорошо.
- Вот это и плохо, - ответил старик. -
Может, именно потому вы здесь и оказались.
Шая отвернулся к стене и замолчал. Раз-два-три,
раз-два три, - перебирал он тёплый пластик трубок, и в таком же ритме
прожитая жизнь плыла перед его глазами. Вальском промелькнули, закружились
юные годы, где-то за поворотом исчезла молодость, мечты, желания. Что оставалось,
кроме тяжёлой и нудной работы, борьбы за каждый грош, болезней и огорчений?
Призрак старости, утыканный шишками раковых опухолей, уже трепетал, качался
над изголовьем. Шая шмыгнул носом, раз, другой, третий, горячие слёзы любви
к несчастному себе покатились из глаз и, перекатываясь через переносицу,
тихо заскользили по бороде.
- Ничего, ничего, - раздался голос соседа,
- всё ещё будет хорошо, всё ещё обязательно будет хорошо.
Ночью он проснулся от шума. Кровать старика
была отделена от палаты передвижной ширмой и оттуда доносились сдавленные
стоны. Кто-то, видимо врач, отдавал приказания резким, рвущимся голосом,
медсестра поминутно выбегала из палаты и тут же возвращалась.
- Что это, что, что? - испуганно выкрикнул
Шая.
Сестра мельком взглянула на него, снова
выскочила за дверь и вернувшись, почти на бегу, остро уколола Шаю иглой
в предплечье. Белый потолок палаты тут же закачался и поплыл, голос врача
растёкся по подбородку и, мигнув сизым налётом слив, провалился в тишину
и покой, покой и тишину...
Проснулся Шая поздно. Соседняя кровать была застелена
чистым бельём, на тумбочке одиноко чернела книга псалмов.
- Домолился, - с некоторым злорадством подумал Шая, - выпросил,
утешился полной мерой.
Он подхватил книжку, тщательно завернул
её в мешок из-под Райкиных пирожков и, воровато оглянувшись, бросил в мусорное
ведро.
За окном вставал молодой день, брызжущий
ветром и солнечным соком. Ветка дерева, осыпанная фиолетовыми цветами,
стучала в стекло.
- Так-то вот оно, - крутилось в Шаиной
голове, - вот так-то вот оно так.
Горячие красно-жёлтые капли медленно катились
по пластмассовым трубкам.
Copyright © 1998 Яков Шехтер. All rights reserved.
| |