Дина Рубина: "Думаю, самое правильное для автора книги— просто не смотреть фильм"

Наталья Пыхова

GZT.ru, 19/10/2009

Дина Рубина Дина Рубина

Об интересе к книгам Дины Рубиной свидетельствует и то, что она была одним из самых ожидаемых гостей сентябрьской Московской книжной выставки-ярмарки, и то, что по ее роману "На солнечной стороне улицы", получившему в 2007 году российскую премию "Большая книга", снимается сериал. Тем временем в свет вышел ее новый роман "Белая голубка Кордовы" — история про обаятельного художника-фальсификатора.

О том, как писался роман, о первом своем читателе, удивительных свойствах чужой памяти и их применении в литературной работе, а также о том, почему писателю сложно решиться на экранизацию своей книги, с Диной Рубиной беседует корреспондент "Газеты" Наталья Пыхова.

Вы говорили, что над "Белой голубкой Кордовы" вам работалось тяжело.

Роман дался со страшным трудом, в первую очередь из-за объема и специфики материала. Мне пришлось штудировать такие темы, как техника живописи, техника реставрации, реалии Испании, Ватикана, Рима. Конечно, я проехала маршрутом, по которому "запустила" своего героя. Я должна была увидеть все то, что увидит он, и именно в то время года, чтобы ощутить все запахи — апельсиновых и оливковых плантаций, деревьев, цветов. Должна была попробовать местную кухню, увидеть мельчайшие детали: из какой посуды едят, чем отличается таверна от бара, бар от сервесерии.

Вы всегда сначала сами проходите путь героя будущей книги?

Само собой, ведь работа над книгой похожа на строительство многоэтажного здания. В начале строительства это просто огромный развороченный пустырь. Прежде всего должен появиться герой, тот, кто обживет это пространство. Например, мы сейчас разговариваем, вокруг живет и движется реальный обыденный мир, а в моем беспокойном воображении уже появляется, вылупляется герой следующего романа. Пока я ношу его в себе, он даже на бумагу еще не просится. Вдруг просыпаюсь однажды утром и слышу за окном звук — например, милицейского свистка. И думаю: а пусть герой будет чревовещателем. Такой талант у человека. В некий опасный момент сможет разогнать компанию каких-нибудь придурков милицейским свистом, который издаст собственным животом… Сейчас я говорю приблизительно, от фонаря, понимаете?

Вначале герой этот — ком глины, потом — кукла, а потом уже — живой человек. Когда он есть, когда вырисовываются его маршрут, обстоятельства сюжета, тогда начинается следующий этап — работа по "добыче руды", которую потом надо будет " переплавлять " в тело романа. Кто-то что-то рассказывает, что-то вспоминается. "Ты не помнишь улицу Моховую в Питере? Что там было, на Моховой?" — "Там был винзавод, и однажды прорвало трубу, и прямо на асфальт хлестала струя винного спирта!" Отлично, Моховая. Эта хлещущая струя оживляет целую улицу, собирает очумевшую толпу… Словом, из каждого ты вытягиваешь по ниточке, каждый вспоминает что-то свое. И твоя задача — создать из отдельных бликов и знаков живой мир.

Вам удалось "влезть в шкуру мужчины", описывая интимные переживания вашего героя?

Удалось или не удалось — будут определять мужчины. Во всяком случае, когда мой муж (а он всегда мой первый читатель) читал этот роман, у него не было нареканий на сей счет. Наоборот, он очень сопереживал герою: иногда даже вскакивал во время чтения, все вдруг бросал и начинал метаться по квартире. Я говорила: " Что ты бегаешь? " Он отвечал: " Знаешь, не могу читать спокойно, они все такие живые".

Но у вас и раньше главными героями бывали мужчины и подробно описывались их переживания в том, что касается любви.

Но ведь основные доминанты чувств у людей одни и те же. Тоска, боль, обида за предательство — это все и мужчина, и женщина чувствуют одинаково. Вот чувственность — это уже иная область, это, безусловно, сложнее изобразить, особенно в случае противоположного пола. Мы можем прожить в браке 10, 20, даже 40 лет, но все равно остаются моменты, которые каждый проживает глубоко внутри, наедине с собой. Этого я боялась, конечно. Тут запросто можно напортачить.

Работать над предыдущей книгой "На солнечной стороне улицы" о вашем родном городе Ташкенте вам было проще, чем над "Белой голубкой Кордовы"?

И проще, и сложнее. Последний раз я была в Ташкенте, наверное, в 2002 году, когда еще не начала работу над этой книгой. Там все изменилось. И хотя я родилась там и прожила 30 лет, я не очень подробно помнила реалии того Ташкента. Пришлось раскапывать прошлое с очень многими ташкентцами, в первую очередь с моими родителями, друзьями, со многими переписывалась. Удивительно, что в Америке я нашла женщину, которая росла в Ташкенте лет до 18. Знаете, бывает у человека такая фотографическая память. Она оказалась совершенно фантастическим хранилищем всех мелких деталей — от фасонов платьев, которые тогда носили ( фонарики какие-то, оборочки, китайские зонтики) до того, что, например, представлял собой парк окружного Дома офицеров. Очень мне помогла.

Сейчас по роману "На солнечной стороне улицы" снимают сериал. А вы не раз говорили, что ваши книги не предназначены для того, чтобы их экранизировали, ваша "Камера наезжает" просто целиком об этом.

Мне кажется, автор любой книги скажет это о попытках перенести ткань прозы на язык кино. Да, это будет 12-серийный фильм. Сценарий, кстати, писал очень талантливый человек, известный сценарист Александр Червинский, автор романа "Шишкин лес". Думаю, самое правильное для автора книги — просто не смотреть фильм.

И как вы решились на эту экранизацию?

Жизнь и семья требуют "горючего", знаете… Я тогда как раз садилась писать роман "Белая голубка Кордовы", мне нужно было иметь возможность спокойно работать, не отвлекаясь ни на что.

Поэтому когда у меня попросили права на экранизацию "На солнечной стороне улицы", я подумала, подумала и дала согласие.

В конце концов, роман останется таким, какой он есть, с ним уже ничего плохого не случится. Зато на эти деньги спокойно существовала, пока не написала новую книгу.

Мы, писатели, в этом смысле счастливые люди. Сценаристу тяжело: сценарий и есть его произведение, и когда его искажают, тогда и обидно, и горько, и досадно.

А я обычно спокойно реагирую, когда сравнивают фильмы по моим произведениям с самими книгами. Это другой вид искусства, другой язык, другие механизмы воздействия на воображение зрителя. Само собой, и результаты другие. Вообще, обычно я шучу, что автора книги надо убивать до кинопремьеры. Впрочем, в каждой шутке…