О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи
О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления



А. Якобсон



ФРАГМЕНТЫ ИЗ МАРГОЛИНА1)

(Попытка реквиема)



Единственный урок истории состоит в том, что уроков у нее не берут.

Пересказ известной мысли Гегеля

Человек свободен только в той мере, в какой может обратить в свою пользу случайность, то есть непредрешенность и открытость исторического процесса.

Юлий Марголин

Израиль не санаторий. Расстроенные нервы не лечит. Люди, приезжающие сюда в плохом настроении, рискуют найти много поводов для добавочных огорчений. Для людей, настроенных бодро, - это страна, где жить можно, жить стоит и где всегда найдется, что посмотреть и чем заняться.

Юлий Марголин

Посвящаю Андрею Сахарову


Юлий Марголин

«Прелестная и мудрая жизнь пана Аполека ударила мне в голову, как старое вино», -  такими словами начинается рассказ одного еврея и классика русской — а заодно, и мировой прозы XX-го столетия.

А меня — тоже еврея и, надеюсь, человека, который вправе считать себя  русским литератором, - меня пленила когда-то и продолжает пленять прелестная и мудрая жизнь Юлия Марголина.

Общепринято, кажется, считать – и это справедливо – что еврейству свойственны противоположные характеры, полярные типы. Мы — народ крайностей. Тип мечтателя, созерцателя — и практика, дельца; причем, оба эти типа - в их предельном выражении. Ультраконсерваторы — и ниспровергатели всех основ.

Крайние скептики -  и величайшие догматики.

Этот ряд  противоположностей бесконечен. Даже особую какую-то неряшливость и вместе сугубую чистоплотность приписывают нашему племени.

Бытие, действительно, движется столкновением разнородностей (это открытие не марксизма, а марксизмом только извращено). Но само бытие есть живое единство различных начал, их органический сплав, встречаются люди (не слишком часто), в том числе, понятно, и евреи, обладающие особым даром жизни, а именно: ее полнотой. Другими словами, это - то проявление жизни, где ее естественное единство и цельность преобладают над ее же противоречиями. Это счастливый дар. Обладающие им люди — соль соли земной. Они, можно сказать, гармонические личности. Таким человеком был Юлий Марголин.2)

Гармоничность человеческих проявлений Марголина ни в коем случае не означает самоуспокоенности, равнопрохладного - хотя бы и равномудрого - ко всему отношения. Напротив. Это — страстная гармония. Вот первая выписка из Марголина.

«С осени 1939 до лета 1946 года, баз малого семь пет, прожил я в Советском Союзе.

Первый год — на территории оккупированной Польши. Там я был свидетелем советизации завоеванной страны. Я видел, как делается «плебисцит», как население приводится в состояние «энтузиазма» и «советского патриотизма».

Следующие пять лот я провел на советской каторге, в так называемых «исправительно-трудовых лагерях». Там я понял секрет устойчивости и силы советского строя.

Последний год, как вольный и легализованный советский гражданин, я провел в маленьком городке Алтайского края, принимая участие в серой, повседневной жизни советских людей.

Думаю, что - имею право говорить и судить об этой стране. Толстой сказал, что «не знает, что такое государство, тот, кто не сидел в тюрьме». Этот анархистский афоризм, во всяком случае, справедлив по отношению к Советскому Союзу.

До осени 1939 года я занимал по отношению к СССР позицию «благожелательного нейтралитета». Это характерная позиция прогрессивной и радикальной европейской интеллигенции.

«Конечно, — говоришь себе, — для нас в Европе это не годится. Но все же это строй, который, по-видимому, соответствует желаниям русского народа. Их дело, их добрая воля. Для нас, европейцев, он имеет цену великого социального эксперимента...»

Это была моя позиция до 1939 года. Читая предвоенную эмигрантскую русскую прессу, я не мог отделаться от неприятного чувства и благославлял судьбу, что я свободен от узости и мелочности придирок и могу относиться к советской действительности с должным объективизмом.

...Все, что я видел там, наполнило меня ужасом и отвращением на всю жизнь. Каждый, кто был там и видел то, что я видел, поймет меня. Я считаю, что борьба с рабовладельческим, террористическим и бесчеловечным режимом, который там существует, составляет первую обязанность каждого честного человека во всем мире.

...Я пишу эти строки на палубе корабля, который несет меня к берегам отчизны. Мое возвращение к жизни — чудо, настоящее воскресение из мертвых. О чем может думать человек, вышедший из гроба, из преисподней? Синева Средиземного моря, яркий блеск солнца опьяняют меня, наполняют невыразимым счастьем. Следовало бы сосредоточиться, вернуться мыслью в прошлое и начать серьезный и систематический рассказ о нем. Но эта задача требует слишком много времени. Для того, чтобы собрать в одно целое, оформить опыт и материал этих лет, нужны долгие годы. А время не ждет. Есть вещи, которые должны быть сказаны немедленно, не откладывая ни на минуту. Я не могу позволить себе отложить их — не смею: это было бы преступлением по отношению к тем, кто говорит через меня, кто кричит через меня смертным криком отчаяния.

Я знаю, мои силы слишком слабы для этой задачи. Чтобы писать про советский ад, нужна сила Данте и Достоевского в соединении с полнотой диккенсовского реализма. Но судьба вложила в мои руки перо, и я до тех пор не положу его, пока не исчерпаю всего, что имею сказать. Литературных амбиций у меня нет. Мое дело — сказать правду, которую столько людей не смеют, не хотят, не умеют или просто боятся сказать. И я пишу с чувством человека, которому остался только один день жизни — и в этот день ему надо успеть сказать самое неотложное, самое важное! — и как можно скорее, потому что завтра уже может быть поздно».3)

Я вынужден кратко остановиться на биографии этого человека. Здесь имеет место одно странное обстоятельство. Почему израильтян (коренных или иных), а также вообще евреев (равно как и неевреев) нужно информировать на этот счет, причем информировать для начала хоть минимально? Надо ли сообщать людям нечто элементарное, первичное, необходимое — о человеке, который олицетворял собою красу и гордость современного человечества? Да, надо. Дело в том, что судьба Юлия Марголина — счастливейшая, между прочим, судьба — сложилась, в определенном отношении, трагически. Он разговаривал с нами, современниками, так, как мало кто в мире умел говорить. Вспоминаются строки Мандельштама (поэта, горячо любимого Марголиным:4)

...Ты, могила
Не смей учить горбатого — молчи!
Я говорю за всех с такою силой,
Чтоб нёбо стало небом, чтобы губы
Потрескались, как розовая глина.

Это, конечно, всего лишь аналогия. Марголин не писал гениальных стихов. Тем не менее, голос его обладал громоподобной силой. А мы, современники, не умели слушать Марголина. И не научились толком до сих пор. Страшнее того. Мы — современники (а в Израиле — и соплеменники) — мешали ему говорить при жизни. А после смерти мало и вяло его печатаем...

Проходят в последние годы марголинские вечера. Собирается горстка советских евреев в отведенном зальце. Перед этой аудиторией трогательно вспоминают былое почтенные старожилы, лично знавшие покойного. Выступают и новоприбывшие активисты из недавних, сравнительно, поклонников Юлия Борисовича Марголина. Но никакой — пусть самой искренней и гуманной — любительской словесностью память писателя не почтишь; ничем, кроме мысли, мыслителю не воздашь. В свое время любезные соотечественники замордовали Марголина, дружно блокируя его слово, искусственно изолируя от всех нерусскоязычных, то есть практически от народа, от страны. Теперь — достойные всяких похвал усилия издателей-энтузиастов (только где им денег-то взять, и когда же, когда, наконец, переведут на иврит хотя бы главные вещи Марголина?).

Перепишу предельно сжатую биографическую справку "Ю.Б.Марголин", что в конце его книги с горьким названием "Несобранное", книги, изданной Обществом по увековечению памяти д-ра Юлия Борисовича МАРГОЛИНА, — через четыре года после его смерти. Перепишу, питая в сердце своем живую благодарность к этому Обществу. (Тираж "Несобранного", как и вообще книг Ю. Марголина, невелик, и тебе, читатель, может пригодиться эта маленькая справка.)

Юлий Борисович МАРГОЛИН родился 14 октября 1900 года в городе Пинске в семье врача.

В 1925 году окончил Берлинский Университет со званием доктора философии.

В 1926 году поселился с женой в г. Лодзи, где издал брошюру "Идея сионизма". Одновременно со службой ради заработка занимался журналистикой, литературным трудом. Ю.Б.Марголин был активен в сионистском движении, считал себя сторонником Вл.Жаботинского.

В 1939 году семья Марголиных переехала в Израиль.

В 1939 году, когда Ю.Б.Марголин приехал в Пинск навестить родителей, город оккупировали советские войска. Как «социально-вредный элемент» и сионист Марголин был арестован и сослан в глубь Советской России.

1939-1946 г.г. — шесть лет в «стране зэка» — в тюрьмах, концлагерях, ссылке.

В 1946 году Ю.Б.Марголин вернулся к семье в Израиль.

в 1950 году Марголин выступил в качестве главного свидетеля на парижском процессе Давида Руссэ против коммунистического журнала "Леттр Франсэз". Этот процесс раскрыл истинную природу советских «трудовых лагерей».

В 1951 году Марголин добился на Индийском Конгрессе деятелей культуры в Бомбее принятия резолюции против системы концлагерей вообще и в СССР в частности.

В 1952 году опубликована книга Ю.Б.Марголина "Путешествие в страну зэка" (издательство им. Чехова, США), которая принесла автору известность далеко за пределами Израиля.

В 1958 году под псевдонимом Александр Галин была опубликована книга "Израиль — еврейское государство" (издательство "Оманут", Тель-Авив).

В 1960 году вышла в свет книга Марголина "Еврейская повесть" (издательство "Мааян", Тель-Авив).

В течение 60-х годов Марголиным были написаны и опубликованы на русском языке в Израиле, США, Франции сотни статей, очерков, этюдов.

Юлий Борисович МАРГОЛИН скончался 21 января 1971 года в Тель-Авиве.

Актуальность его слова не была сиюминутностью — но глубиной; она была и своевременностью и дальновидностью вместе.

 Дальше разговор построим так. Мы зададим Марголину вопросы о некоторых важных для нас вещах — а он ответит нам.

Почему тоталитарно-идеологическая зараза - порождающая и питающая, в частности, террористов, наших убийц - распространяется с Востока на Запад? Какова там, на Западе, почва для нее? И как бороться с этой эпидемией?

«На Западе ею (названной идеологией. — А.Я.) пользуются лидеры компартий — в надежде, что она принесет такую же политическую пользу, как в России. И часть декадентской интеллигенции больших городов, беспочвенной и худосочной, тянется к ней, как к своему спасению, искупая этим вину своей болезненной и пустой сложности.5)

...На Западе я встретился с пренебрежительным, презрительным отношением к советской идеологии со стороны западных ученых. Они не видели в ней ничего заслуживающего внимания. Она для них была «Schein-ideologie».

...я старался объяснить им, что нельзя пренебрегать учением, которое в наши дни, волей или неволей, принимают всерьез сотни миллионов людей по обе стороны Железного Занавеса. Надо знать, как с ним бороться, надо уметь объяснить, в чем ложь и неправота этого учения»6)

Проходит четверть века после того, как в 1951 году были сказаны Марголиным эти слова. И вот политзаключенный Герман Михайлович Ушаков, узник совести, в письме от 2-го апреля 1977 года к президенту США, называя, разумеется, свое имя и адрес: Концлагерь №19 Мордовского управления, — пишет, среди прочего, следующее:

«Тоталитаризм должен постоянно изучаться, чтобы знать его сильные и слабые стороны, тенденции и интенсивность его развития, его внутренние и внешние резервы; знать его повадки и хитрости, чтобы за обманным движением не пропустить удар. Соседствуя с тоталитаризмом, демократия не должна усыплять свою бдительность. Тоталитаризм не допускает демократию у себя, но зато максимально использует ее за пределами своих границ с целью укрепления своих позиций». Не правда ли, этот текст поразительно перекликается с давней, заветной марголинской мыслью? А что ж Запад — в целом? Именно в целом — со стороны его общественного мнения, его общих представлений об СССР и его политике, о России и жизни в этой стране?

Вот отрывок из, как говорится, свежего письма моего товарища; он москвич, израильтянин, физик, откомандированный из Реховота в Кембридж; пишет, стало быть, из Англии:

«Видел экзаменационные школьные тексты по русскому языку. Видать, в здешнем министерстве просвещения какой-то маньяк подвизается. Один текст — что-то вроде сказа про то, как мальчонка подыхает с голоду, а сестричку его голодную соседка забила утюгом. Далее следует корявый стишок про войну, в конце там лирический герой выскребает чужую кровь из-под ногтей. И все в таком духе».

Глубоко символично, что вся картина предстает здесь, скажем так, в детском развороте (школьные экзамены по иностранному, русскому, языку). Это — заостренное, выпуклое отражение убого-инфантильных понятий взрослого Запада о соответствующем предмете. Сейчас не касаюсь, понятно, западных людей, которые этот предмет знают отлично. (Пользуюсь случаем низко поклониться Роберту Конквесту, автору "Большого террора".) Но сколько их, таких людей, на Западе? Не исключения ли они из общего прискорбного правила? Учитесь же, господа, учитесь, — и в качестве одного из первых, одного из лучших учителей рекомендую Юлия Марголина.

Каково положение Израиля в современном мире?

«Демократия — больна отсутствием веры в свою историческую миссию. Трудно уважать людей, которые сегодня ею руководят, не чувствуя, что наше время требует радикальных решений и героической смелости. Принято все сваливать на массы, которые находятся в плену элементарных импульсов... как если бы это было извинением или объяснением бездарности их правителей.7)

На Востоке открытое зверство, а на Западе политический разврат и бездушие верхов.8)

В крошечном Израиле — на пути разбушевавшейся стихии — уцелело живое сознание Демократии, ибо здесь люди готовы умирать за свободу и за то, что считают своим неотъемлемым правом. И не потому, что они лучше и моральнее других. Здесь просто нет другого выхода».9)

И еще обратим внимание на один — особо рассмотренный Марголиным аспект этой проблемы.

«За последнее время распространяется в западной прессе версия об израильском «аннексионизме». В связи с этим стоит отметить два голоса израильских арабов.

...выступил в Тель-Авиве, в переполненном зале, вице-мэр Назарета, член Кнесета, Абдель Азиэ Зуаби:

«Израильские арабы солидаризируются с позицией правительства — никакого отступления без мирного договора — считают Израиль своим отечеством и войну в июне — справедливой оборонительной войной. Евреи должны избегать двух крайностей: не должны отчаиваться в возможности достижения мира с арабскими государствами и противостоять искушению присоединения оккупированных арабских территорий. Война велась за сохранение того, что есть, а не за экспансию».

Второй же голос — бывшего члена Кнесета, видного арабского общественного деятеля в Хайфе Рустума Бастуни. Его статья в "Джерузалем Пост" настолько идет вразрез с лозунгами арабского национализма, как он представляется его покровителям на Западе и Востоке, что стоит привести ее в обширных выдержках:

«Я не пытаюсь предсказать, как будет выглядеть Ближний Восток через сто лет, — говорит Рустум Бастуни, но я убежден, что Израиль, в результате долгих и трудных испытаний, удержится в нем. Однако, говорить сейчас об арабо-израильском примирении и сотрудничестве значит верить в миф, в сон наяву, лишенный всяких оснований в реальности. Одна из причин этого — огромная разница в развитии между арабскими государствами и Израилем. Арабская социальная и экономическая структура, общее состояние несовместимы с современным динамическим понятием государственности. Пропаганда не заменяет культуры. Танки и машины, ввозимые из-за границы, не означают индустриализации».

Попытки Израиля договориться с соседними арабскими государствами потерпели неудачу...»10)

И на сегодняшний день это, к несчастью, так, но не забудем: Марголин иронизировал над теми, кто навеки убежден, что «мир все равно недостижим».

Кому быть евреем в Израиле, а кому не быть?

«Государство Израиль — государство не теократическое, а правовое.11)

Государство Израиль вынуждено регистрировать национальность вследствие "Закона о репатриации", предоставляющего каждому еврею право репатриироваться в Израиль со всякими льготами и помощью при устройстве.12)

...кого считать евреем в Израиле? Надо раз и навсегда решить этот вопрос, так как основной закон в Израиле открывает двери страны каждому еврею и автоматически представляет ему гражданство (если он сам от него не откажется). В Израиль за последнее время прибыли тысячи семей, где муж или жена — неевреи. Как записать их детей?

По сути дела различаются: еврейское вероисповедание (которое может принять и японец), израильское гражданство (которое имеют все национальные меньшинства) и нечто третье — еврейская национальность или народность, понятие, не совпадающее ни с религиозными убеждениями, ни с государственной принадлежностью. Это последнее понятие исторически-духовного порядка: еврей, будь он неверующий или житель Патагонии — принадлежит к еврейскому народу в силу своего соучастия в его жизни и живой связи с его прошлым, настоящим и будущим. В этом смысле нельзя «записаться» в евреи, как нельзя «записаться» в грузины или французы. Это процесс самой жизни, а не отметки в паспорте.

Какое, однако, дело до «исторически-духовного процесса» чиновнику, заполняющему графу о национальности в документе нового иммигранта? Его, говоря философски, не касается «ratio essendi», ему нужно указать точно «гаtio cognoscendi», формальное основание для записи данного лица евреем.

Выход из этой путаницы прост, если отделить церковь от государства и изъять «национальность» из компетенции тех, кто в наше время не имеет ни права, ни возможности распоряжаться. Весь смысл сионистской революции и еврейской жизни в том именно и заключается, что «народ» перестал умещаться в границы «религиозной общины». Если бы этого не случилось, то не было бы и государства Израиль, светского государства. В Израиле впервые становится возможным то, что невозможно больше нигде в мире: можно остаться евреем по национальности, приняв христианство (такие случаи крайне редки и мне лично хорошо известны: евангелист-еврей в Петах-Тикве, всю жизнь отдавший родной земле, не худший еврей, чем ханжа в Бруклине, оплевывающий «безбожный» Израиль). Но здесь именно и начинается царство религиозного фанатизма, политической спекуляции и откровенной чепухи, доходящей до сюрреалистических размеров».13)

Выходит, архиепископ Иоанн Сан-Францисский14)  в своих упреках по нашему адресу в чем-то вроде бы и прав... Но архиепископ смеет обвинять государство Израиль в расизме.

Он, видите ли, не отличает расизма — дискриминации по крови — от религиозно-правовых ущемлений (которые, действительно, еще, к сожалению, не избыты в Израиле).

Он поддерживает косвенно (да и не слишком косвенно!) резолюцию ООН, что сионизм есть разновидность расизма. Сам же о.Иоанн благоговейно ссылается на свой давний диалог с «незабвенным Ю. Марголиным». Так послушаем же на этот счет его самого, воистину незабвенного Юлия Борисовича:

«...надо отвести поклеп насчет «расизма» в Израиле. Оставим вранье советской пропаганде».15)

Как видим, названный выше поклеп — отнюдь не монополия советской пропаганды.

Итак, Марголин — за свободу совести, за отделение церкви от государства. Следует строго различать клерикализм, тенденцию к теократии либо антиклерикализм, стремление к секулярной (светской) государственности — и отношение человека к той или иной религии. Ярый антиклерикал — славная традиция Зеева Жаботинского! — он, Марголин, умеющий так понимать духовно-исторические основания культуры европейской, — он ли не дорожил наследием отцов, религиозным сознанием своего народа? Еще как дорожил — независимо от того, было ли это миросозерцание (а если было, то в какой мере) его личным жизнеощущением, его самосознанием.

«...не Библия родилась на земле Израиля в такое-то и такое-то время как выражение чаяний и самоутверждения народа, а народ и земли Израиля в Библии, то есть в слове Божием, родились, им созданы и без него — ничто.

И когда видел свой сон в Бейт-Эле праотец Иаков о лестнице между небом и землей, по которой сходили ангелы, то вся земля израильская (учат мудрецы) сжалась в пространство, на котором он лежал во сне, занимая его своим телом. От ног до головы — от Нила до Ефрата — покоился праотец Иаков, и Бог сказал ему: «Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему». И если бы не это, были бы евреи чужими в Тель-Авиве и Иерусалиме, как они доселе чужие во всем остальном мире. Так верит каждый религиозный еврей...»16)

В чем суть проблемы: Израиль, международная политика и русская алия?

«...В Советском Союзе существует огромный резервуар от двух до трех миллионов евреев, ждущих г е у л а — освобождения... Эти евреи ненавидят режим и боятся его точно так же, как и другие народы за железным занавесом. Восстановление Мединат17) Исраэль дало им надежду, от которой они откажутся, только если мы здесь откажемся от них. Только один лагерь должен бояться этих евреев: израильские коммунисты, так как массовая алия из России в состоянии радикально подорвать их позицию в нашей стране и положить конец культу Советского Союза. Каждый еврей, который прошел опыт советской действительности, иммунизирован против коммунизма навеки. И если есть исключения — нечего их бояться. Массовая алия из России в подавляющем большинстве будет антикоммунистической.18)

Что случится, если Москва откроет ворота для массовой алии? Будут трудности абсорбции не только в экономическом, но и в духовном смысле... Русские евреи знают, что такое коммунизм, но они не знают, что такое западная демократия.

Есть русская пословица: «Волков бояться — в лес не ходить». Еврейский народ окружен волками и не может от них спрятаться. Если треть нашего народа находится во власти волков, надо быть готовым, чтобы вырвать его из волчьих зубов, несмотря на все раны и увечья.

Здесь происходит испытание двух секторов нашей израильской общественности: как социалистов, так и националистов. Часть наших социалистов приносит в жертву русское еврейство на алтарь того, что им кажется «социальной революцией». Их кумир нуждается в кровавых еврейских жертвах. Часть наших националистов не задумывается принести русское еврейство в жертву интересам израильской политики «только родина». Между человеком левой (ориентации. — А.Я.), верящим, что русское еврейство «счастливо», и человеком правой, лицемерно вздыхающим, что оно «все равно потеряно» — нет по существу разницы. Однако достаточно крупицы национального чувства, чтобы найти правильную дорогу.19)

В Советском Союзе отлично понимают, какое политическое влияние окажет малейшая уступка сионистам на миллионы русских евреев. Какое брожение она вызовет. Какие надежды оживит, как поддержит волю к сопротивлению режиму насильственной ассимиляции...

Мы знаем, что существует объективное и неустранимое противоречие между сионизмом и коммунизмом. Но мы знаем также, что коммунизм находится в состоянии отступления. Рано или поздно он вынужден будет искать компромисс с Западом. Это наш шанс. Мы не ждем милостей от коммунизма, но мы предвидим, что неизбежное ослабление режима принесет, в конце концов, свободу русскому еврейству.

Проблема Русского Еврейства — политическая проблема. В 1946 году, в мою бытность ссыльным в Сибири, я получал посылки из Тель-Авива, которые помогали мне продержаться. Но эти посылки не спасли бы меня от нового водворения в лагерь, если бы не два политических акта: соглашение польского правительства с Москвой о репатриации его бывших граждан и согласие польского правительства на мое возвращение в Эрец-Исраэль».20)

Мы хорошо знаем, сколько тысячелетий нашему народу, но государству-то всего тридцать лет; культурные корни древа - библейские — сильны и глубоки, но само деревце (в современном социально-культурном смысле) молодо — а достаточно ли зелено? Одними ли древними соками дереву жить и расти? Или небесполезны ему европейские культурные прививки, а русская - особо?

«Довольно трех слов: «урну с водой уронив...», чтобы почувствовать музыку пушкинского стиха. Довольно одной строки Мандельштама "На каменных отрогах Пиерии", чтобы встрепенуться и насторожиться, и хоть вам, может быть, не ясно, какая такая Пиерия, это и неважно: там, именно там, водили музы первый хоровод...

Случилось чудо, и сын косноязычного потомка очень древней культуры, которая, казалось, вся иссохла и обратилась в камень, принес в русскую литературу волшебную скрипку Амати и Гварнери. Может быть, и надо было для этого прийти издалека, со стороны, чтобы полюбить стихию русской речи всей свежестью новообращенной души и выколдовать из нее свою особенную мелодию. Так нужен был Гейне, чтобы зазвучал немецкий язык небывало острой тональностью. Так сияют "Польские цветы" Тувима особенной изощренностью и красочностью польской речи. У Мандельштама «стихов виноградное мясо», звучащая и говорящая плоть языка... Мандельштам, поэт чувствительного восприятия и детского своеволия, сохранил дореволюционную насыщенность гуманизмом Запада. Он начал с того, что «природа — тот же Рим», и прошел, последовательно, от Эллады до Армении. В русской поэзии это установившаяся традиция с пушкинских времен. И у Блока сказано:

Мы помним все — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады. Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...

Такая любовь характерна не для варварских «скифов», а для культуры молодой и жадной до познания мира. В Советском Союзе ее задушили, заменили самолюбованием. Но у Мандельштама это странствие музы — не что иное, как поиски дома бездомным поэтом... Потерявшему дом весь мир должен стать домом».21)

Это о благотворности культурных прививок, скрещений и переплетений — вообще; о здоровом влиянии на любую национальную культуру (особенно на «молодую и жадную до познания мира») культурного синтеза — в  принципе.

Что же касается вклада русской культуры в израильскую (имею в виду прошлое, сегодняшний день и желаемое будущее) — здесь обойдемся без цитат и не станем приводить примеры (хотя их сколько угодно), кроме одного достаточно убедительного примера: вся культурная деятельность Юлия Марголина. Блестящий знаток иврита и языков европейских, он, Юлий Борисович, писал по-русски. И, оставаясь с собою наедине, думал, полагаю, тоже по-русски (полагаю не без оснований: просто имею представление о том, что такое языковое сознание писателя). И ответственнейшие из публичных выступлений Марголина были произнесены по-русски.

«В час дня 5-ое заседание суда (9.12.50) началось сильной речью Руссэ, который требовал, чтобы дали говорить его свидетелям. После него была моя очередь. Справа от меня сидели Руссэ и его адвокаты. Слева, почти рядом — Дэкс, Вьеннэ и Нордман. Дэкс, небольшого роста, с прической ежиком, выглядел, как молодой студентик, но его адвокаты в черных тогах и белых жабо имели вид весьма торжественный. Я, несмотря на мои пять лет каторги, был первый раз в жизни на суде. В ту минуту я чувствовал себя не свидетелем, а обвинителем. Я говорил по-русски...».22)

"О негодяях" и "Парижский отчет" — два несравненных очерка Марголина, а фактически — один (1951 г.). Прочтите это целиком, люди, а кто читал — перечтите вновь. А я приведу выдержки оттуда — из выступлений самого Марголина. Это не будет отклонением от нашего вопроса. Проблема культуры есть также проблема совести. И чести. И гражданского мужества. И правды. (Напомню, что в русском языке слово правда чудесным образом совмещает в себе два, казалось бы, совсем разных значения: это реальность, то, что есть на самом деле, — и одновременно душевная справедливость; в этом смысле правда — синоним совести.)

Предварительно — одна необходимая справка. Марголин был вызван свидетелем на процесс Давида Руссэ против коммунистического журнала "Леттр Фраисэз", проходивший в Париже с 25 ноября 1950 по 6 января 1951 года. Давиду Руссэ было в 1950 году 38 лет. Этот покусившийся на Голиафа Давид — нееврей. В 1939 году он был активным антифашистом. Во время оккупации Франции участвовал в подпольном движении.

Давид Руссэ посвятил себя борьбе с системой концлагерей. По его словам, там, где существуют лагеря, каковы бы ни были экономические и политические условия в данной стране, — нет будущего для человека.

Летом 1949 года английское правительство опубликовало советский Кодекс исправительного труда. Эта публикация и ряд книг о советских лагерях, которые появились в последнее время, убедили Руссэ в том, что «концентрационный мир», уничтоженный в Германии, продолжает существовать в СССР.23)

«Усилия Давида Руссэ с его "Интернациональной Комиссией по борьбе с концентрационными лагерями" (не только в СССР), усилия Американской Федерации Труда, в свое время возбудившей вопрос о рабских лагерях в Экономическом Социальном Совете ООН, протесты мирового общественного мнения в конце концов возымели свое действие. В какой мере, еще неизвестно, но что-то с места тронулось и монолитный фронт негодяев дал трещину».24)

Теперь — из речи Марголина.

" — Я хочу говорить о себе как можно меньше. Ни то, что я писал на разные темы, ни мои личные переживания не могут интересовать трибунал. Пять лет, которые я провел в советских лагерях, дают мне возможность рассказать о них суду. В какой мере вы используете эту возможность — зависит от вас. Я стою перед лицом французского правосудия, готовый исполнить свой долг.

Я исполняю свой долг перед миллионами советских заключенных, которые лишены права голоса и не могут сами свидетельствовать о себе, которые даже не подозревают о героической попытке Руссэ прийти им на помощь.

Я исполняю свой долг по отношению к моему товарищу Давиду Руссэ, который первый имел мужество поднять свой голос в защиту миллионов несчастных и за это подвергся незаслуженным нападениям и оскорблениям.

Г-н Руссэ обвинен в том, что он фальсифицировал две вещи: параграфы советского права и факты лагерной действительности. Что касается первого обвинения, то это дело юристов. Я не буду вмешиваться в спор юристов.

Годы, проведенные в Советском Союзе, научили меня, что тексты советских законов не имеют ничего общего с советской действительностью, или точнее: советское право относится к действительности, как белая перчатка палача к его окровавленной руке. Советское право — ширма для преступлений. Мы, заключенные в лагерях, не интересовались тем, какую перчатку носит рука, которая нас душила. Но руку на горле, руку палача, мы чувствовали хорошо.

Г-н Руссэ обвинен в том, что он построил свой аппель 12 ноября 1949 года на выдумках лиц, не заслуживающих доверия, на «вульгарных транспозициях» из литературы о гитлеровских лагерях. Это обвинение касается меня в первую очередь. В числе документов, на которые опирался Руссэ, когда писал свой аппель, была и моя книга. ("Путешествие в страну зэка". — А.Я.)

Если то, что я писал в ней, — неправда, то я виноват в том, что ввел Руссэ в заблуждение. Но если то, что я писал, является правдой, то у вас нет другого выбора, как признать этого человека — и тут я показал на Пьера Дэкса (Дэкс - шеф-редактор коммунистического журнала "Леттр Франсэз". — А.Я.) — диффаматором и клеветником.

Я еврей. На улицах Тель-Авива статья г-на Дэкса против Руссэ продавалась в виде отдельной брошюры под названием "Почему Д.Руссэ выдумал концлагеря в СССР". Это — чудовищно! Ни г-н Руссэ, ни я не выдумали лагерей. Мои волосы поседели в лагерях. Может ли кто-нибудь утверждать, что г-н Руссэ выдумал также и мои седые волосы?

Я могу повторить о себе слова великого польского поэта: "Имя мое миллион". Я разделил судьбу и страдания миллионов. Для десятков тысяч, которые спаслись из лагерей Сталина и находятся в Европе, нет вопроса о честности и правдивости Руссэ».25)

И еще:

«— Известно ли свидетелю, — начал Нордман (Нордман — один из адвокатов Дэкса. — А.Я.) с иронической миной, — что на свете происходила война... большая война... с Гитлером?.. Гитлер убил 6 миллионов евреев, и я считаю неуместным, чтобы еврей выступал против государства, которое спасло евреев.

На это я ответил:

— Цифра еврейских потерь в войне, согласно таблице известного еврейского статистика Я.Лещинского, составляет шесть миллионов девяносто три тысячи человек, но будет ошибкой считать, что евреи погибали только по вине Гитлера. Около полумиллиона евреев погибло в советских лагерях и местах ссылки. Гитлер пролил достаточно еврейской крови, и нет надобности подбрасывать ему жертвы Сталина.

Раздались возгласы, и я прибавил:

— В лагерях находятся сотни моих друзей, и я не только имею право, но и обязан протестовать против того, что с ними делают. Советские заключенные имеют право жаловаться в Москву, а г-н Нордман хочет отнять право протеста у жертв НКВД? Вы, г-н Нордман, более сталинист, чем сам Сталин!

Дэкс задал мне вопрос, хочу ли я новой мировой войны. Я ответил:

— Я надеюсь, что никто из нас не хочет войны. За себя я уверен, но в вас, г-н Дэкс, не совсем уверен. Мы хотим не войны, а мобилизации мирового общественного мнения против ужаса лагерей в России».26)

Наконец — последнее на эту тему:

«...те лагеря, где я оставил лучшие годы своей жизни, по-прежнему забиты народом, и на тех самых нарах, где я лежал, остался лежать мой товарищ. За время своего существования советские лагеря поглотили больше жертв, чем все гитлеровские и негитлеровские лагеря, взятые вместе, и эта машина смерти продолжает работать полным ходом.

Людей, которые в ответ на это пожимают плечами и отговариваются ничего не значащими словами, я считаю моральными соучастниками преступления и пособниками бандитов».27)

Юлий Марголин до смерти не забывал этого. Самоотверженность такого рода глубоко коренится в традициях русской культуры. И в традициях культуры еврейской. Вот, собственно, то драгоценнейшее, что я хотел бы видеть в израильской культуре.

В любом народе, в каждой национальной жизни (как в природе вообще) идет непрерывно внутренняя борьба многих разнонаправленных сил. Рассмотрим одно явление такого рода, существенное для нас по ходу разговора. Некий антагонизм — фатальный и вечный.

У всякого народа есть своя аристократия духа — единственно подлинная аристократия;  и единственно народная.

Духовному аристократизму непременно противоборствует определенное специфически-хамское начало. Каждый народ имеет, к несчастью, свое быдло. И оно национально по духу своему, по запаху.

Аристократизм заключает в себе благородство, то есть лучшие черты данного народа и потому словосочетание демократический аристократизм — парадоксально только с внешней, формальной стороны, а по существу в соединении этих понятий — большой, истинный смысл. Отмечу, что благородно-демократическая традиция в иудаизме, безусловно, фундаментальна: «Люби труд и ненавидь барство».28)

Итак, быдло бывает всякое. Американское, германское, российское, польское и так далее. И, ясное дело, существует наше родимое, егупецкое, условно говоря, быдло; этому предмету, например, посвящена замечательная статья Михаила Ледера "Чепуха, которую безумцы болтают языком, не подумав мозгами" (цитата из Шекспира) - о г-же Майе Каганской — смотри в альманахе "22".

Местечковость, как известно, гнездится не в местечках, а в сердце людей. Я знаю патрициев из Жмеринки и Бердичева — и плебеев из Парижа и Петербурга. Город Пинск, подаривший нам Марголина, заслуживает такой же славы, как Витебск, породивший Шагала.

Демократический аристократизм Юлия Марголина — наше лучшее оружие в борьбе с помянутой выше хамской стихией.

В очерке Б.Парамонова "Орвелл: пророчество-репортаж"29) читаем: «Орвелл был бы идеальным политиком для Запада в эпоху противостояния его коммунизму». Очень интересная мысль. Поистине великолепен Орвелл с его прицельно-саркастическим зрением, с его непреложно скорбными откровениями, с монументальным историческим скептицизмом. С построениями Орвелла перекликается формула Кестлера: «человек — ошибка эволюции». Порой с этим трудно не согласиться. Но иногда хочется все же поспорить несколько с этой самой эволюцией, немного исправить — хоть в собственном лице — ее (увы, весьма вероятную!) ошибку. И вдруг начинаешь уповать на неокончательную отпетость людской породы, на какое-то ее лучшее будущее... И тогда обращаешься, скажем, к Марголину — с его непоколебимой верой в человека. «Давид Руссэ выполнил заповедь: в месте, где нет человека, — будь ты человеком».30) Тут Марголин отсылает нас к знаменитым словам Гилеля: «Там, где нет людей, постарайся быть человеком».31)



1) Опубликовано в журнале "Время и мы", 1978, №29, стр. 118-135.
2) Марголин Юлий Борисович (Иехуда) (1900—1971), — русско-еврейский писатель, публицист, историк и философ. В 1925 году окончил философский факультет Берлинского университета. С 1926 года жил в Лодзи, занимался журналистской и сионистской деятельностью. В 1936 году поселился в Тель-Авиве. Летом 1939 года приехал по личным делам в Польшу. В сентябре этого же года, спасаясь от нацистов, бежал из Лодзи в Пинск, занятый советскими войсками. В 1940 году был арестован и приговорен к пяти годам лагерей как «социально опасный элемент». В конце 1946 года вернулся в Тель-Авив. В 1952 году в Нью-Йорке вышла его книга "Путешествие в страну Зэ-ка", впервые поведавшая миру страшную правду о сталинских лагерях. С тех пор Марголин посвятил свою писательскую и общественную деятельность борьбе с коммунистической «империей лжи и насилия». В середине 60-х годов Марголин основал общество борьбы за освобождение советских евреев "Маоз", — и до конца жизни оставался его бессменным руководителем. (Заимствовано из книги В.Фромера "Реальность мифов". "Гешарим — Мосты культуры", Иерусалим — Москва, 5764 — 2003. Прим. В.Емельянова)
3) Юлий Марголин. "Дело Бергера". Несобранное.
4) Юлий Марголин. "Брат мой Осип". Несобранное.
5) Юлий Марголин, Диамат. (Блистательная критика философских основ марксизма; написано в 1948 году. — А.Я.)
6) Там же.
7) Юлий Марголин. "Тель-Авивский блокнот". Несобранное.
8) "Исторические дни". Там же.
9) "Тель-Авивский блокнот". Там же.
10) "0 путях политики". Тем же.
11) "Дети капитана Шалита". Там же.
12) Там же.
13) "Тель-Авивский блокнот". Там же.
14) о.Иоанн Сан-Францисский. "Существует ли в Израиле свобода совести?", "Время и мы" № 26.
15) "Дети капитана Шалита".
16)  "Тель-Авивский блокнот". Там же.
117) Государство (иврит).
18) "Надо ли бояться русских евреев?" Там же.
19) Там же.
20) "Израильский Пен-клуб в замешательстве". Там же.
21) "Брат мой Осип". Там же.
22) "Парижский отчет"
23) "Парижский отчет". Там же.
24) "О негодяях". Там же.
25) "Парижский отчет". Там же.
26) Там же.
27) "Дело Бергера". Там же.
28) Талмуд. Поучения отцов, гл. 1,10.
29) "Время и мы" №26
30) "Парижский отчет". Там же.
31) Талмуд. Поучения отцов, гл. 11, 5.