|
|
|
|
ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ
Из новой книги
* * *
Почти на окраине русского языка,
Его пересудов и кривотолков,
Куда долетает еще пока
То, что осталось имперских осколков...
Нет, погоди, не об этом речь.
Тут, на окраине, в нашей отчизне,
Где ничего уже не сберечь
Дольше одной-единственной жизни,
Покуда словарный запас не весь
Еще разбазарен, еще исправен,
Стоило здесь оказаться, здесь,
Где лишь язык с бессмертием равен.
* * *
Миндаль цветет почти под снегом
Вблизи, вдали,
И день-деньской мешает с небом
Цветы земли.
А снег безжалостно ломает
Ветвей крыла,
И здесь никто не различает
Добра и зла.
Но как внезапно, открываясь
Для всех и всем,
Неудержимо, не считаясь
Уже ни с чем,
Цветет миндаль, объединяя
Иерусалим,
От края неба и до края,
И мир, и Рим.
Как очевидна и мгновенна
Для всех, не счесть,
До всех пределов экумены
Благая весть.
Цветет миндаль неистребимо
Из века в век.
От Иудеи и до Рима
Цветы и снег.
* * *
Через ливонские он проезжал поля.
Вокруг была печальная земля,
Незнаемая, разве что проездом
Увиденная, да и то лишь для
Сужденья об истории нелестном.
Он думал, что история никак
Не отразилась тут, и если знак
Какой-то и оставлен, то не ею.
Река, дубрава, может, буерак...
Природа вечна — кто мы перед нею?
Спустя года, в других местах, потом,
Он думал все об этом же, о том,
Что наше время слишком быстротечно.
Природа знать не знает о былом,
А то, что знаем мы, увы, не вечно.
А между тем одно уж то, что он
Окинул взглядом этот небосклон,
Латвийские песчаные дороги,
Останется до нынешних времен,
Покуда помним тютчевские строки.
* * *
Ну как теперь наряжается этот город?
В какие цвета разодеты парки, вослед зеленым,
Небось, щеголяют в желтом и красном, покуда
Дождем и светом облиты дома, какие
Еще отраженья увидим в городском канале?..
Кажется, даже люди стали частью пейзажа
Городского, продутого ветром с моря, и все как прежде
Элегантные стройные женщины, деловые мужчины,
Цветы на бульварах, кофейный запах, разноголосье.
Я здесь почти никого не знаю, но это неважно:
Разве картина знает, кто ее автор?
Я думаю — это даже не город, а просто оттиск
Моей перепутанной жизни, не прожитой толком.
Впрочем, история здесь ни при чем, ведь это природа.
Что ни случилось, а все остается то же:
Те же смены нарядов, красок и разговоров
Здесь, на любом языке, все и так понятно,
Вознесены восклицанья церковных шпилей.
Все отраженья остались навечно в воде и в небе.
* * *
На желтом пляже — конец сезона,
Длинней прогулки, темней залив,
А солнце катится с небосклона,
Тепла дневного не сохранив.
Что остается? Недолгий список
Немногих дней, голосов и лиц.
И этот перечень нам не близок,
Как дальний путь перелетных птиц.
Все ненадежно и все непрочно,
Как свет вечерней слепой зари.
Ну что же, если не знаешь точно,
Не надо, память, не говори.
По мне, так лучше, не озаботясь
Ничем, мотив повторять сквозной,
Пока волна оставляет роспись,
Пока податлив песок сырой.
Наверно, все же хранится где-то,
Навеки где-то запечатлен
Мотив навязчивый, как примета
Иных прогулок, иных времен.
Пускай, слова поменяв местами,
Событий катится колесо,
Я знаю — все остается с нами,
Поскольку Бог сохраняет все.
* * *
Осень. Прибалтийская погода.
Свет и ветер явно заодно.
Близкое смятенье небосвода
Чуть ли не врывается в окно.
Наконец-то — полное дыханье,
Да на всю земную круговерть,
Истинная жизнь, не умиранье,
Не страданье — истинная смерть.
Только бы не шорохи больницы,
Не ее косые корпуса,
Страха безнадежные глазницы,
Горестный визит на полчаса.
Я не знаю, надо ли сегодня
Заново глядеть и вспоминать.
Пусть рука легчайшая Господня
Слез моих касается опять.
Вот же он проходит мимо, мимо
Город невозможный и святой,
Где небесный лик Иерусалима
Светится незримой красотой.
Он доныне полон чудесами,
Силою небесною храним.
Город устоит под небесами.
Мы и перед смертью устоим.
* * *
Гляди в окно: там городской пейзаж,
Как будто лес, меняется неспешно.
То осенью рядится в камуфляж,
А то слезами залит безутешно.
Как мокнет он под затяжным дождем,
Как ветром он продут под облаками...
Он не уйдет, а если мы уйдем
Куда-то прочь — он остается с нами.
Он это мы. И все ж он старше нас.
Меняясь неуклонно год от года,
Он помнит все, он помнит все о нас,
Не то что равнодушная природа.
Он нашими страстями населен,
Он знает все о нашем воскрешенье,
Он — целый мир, и он же — небосклон,
Как города и мира завершенье.
* * *
Хорошо, что жизнь проходит мимо,
И не остается ничего
Лишнего, и неостановимо
Города ночное торжество.
Что там нынче слышно за рекою?
Что творится в городе опять?
В час, когда увидимся с тобою,
Нам ничто не сможет помешать.
Фонари неярко освещают
Реку, как ее ни назови.
Все равно никто ее не знает,
Ничего не знает о любви.
Встретимся когда-нибудь на этой
Площади бессонной, у моста,
Над Невой, над Даугавой, над Летой,
Всюду, где укроет темнота.
* * *
Я первый и я же последний
На этой вечерней заре,
И вовсе не нужен посредник
Меж небом и мной на земле.
Смешаются все очертанья
Деревьев, домов и холмов,
Как будто само мирозданье
Вернулось под Отчий покров.
Когда перед близкою ночью
Темнеет густой небосклон,
Ты можешь увидеть воочью
Конец и начало времен.
* * *
Над землей стоят холода,
И прошедшего дня не жаль
На рассвете, зимой, когда
Целый месяц цветет миндаль.
Отрешенная белизна
Отраженье другой зимы,
Где извечно идет война
Меж сынами света и тьмы.
Хорошо пройтись налегке,
Затеряться среди кустов,
Не сжимать оружья в руке
И не слышать своих шагов.
По дороге идти любой,
Где не быть никакой беде,
И последним покинуть бой,
Никого не встретив нигде.
|
|
